Принести пользу могли силы, которые влияли на расположение поля, на обеспеченность полей и пастбищ водой, солнечным теплом, на сам урожай, его созревание и сохранение, как и на приплод скота и его выживание. Силы эти тоже становились духами, воспринимались как духи. Они получали свое название, за ними закреплялись в сознании людей те функции, которые каждый дух должен был исполнять. Среди них появились духи — личности, конкретные исполнители воли людей.
На большом листе рисовой бумаги был изображен генерал со свирепым выражением лица. Под шлемом спрятаны длинные волосы, глаза, продолговатые и большие, возведены кверху, усы торчат в разные стороны. В правой руке у генерала серпообразный широкий меч, в левой — стопка книг. На первой иероглифическая надпись: «Бесы и черти, уходите прочь, убирайтесь!».
Юй Фан, приобретший картину по сходной цене на городском рынке, куда ездил всего три дня назад, был горд покупкой. Он уже два дня не может выбрать в доме места, куда повесить изображение Чэнхуана. Юй Фан был уверен, что приобрел образ хозяина местности, где находится и город, и родное село Дашуйтун. Юй Фан не умел читать и писать, но много знал разных историй, был достаточно богат, чтобы платить за вход на представление бродячей театральной труппы или заезжего шошуды — человека, рассказывающего книги.
К нему в большой мере относились слова распространенного в ту пору в Китае анекдота о богатом крестьянине, пожелавшем прослыть ученым, грамотеем. Жил-был богатый крестьянин, у него было много денег, но он был неграмотным. Решил крестьянин научить грамоте сына и нашел учителя. В первый день учитель научил сына, как писать цифру один, а изображается она одной чертой. На второй день учитель научил писать цифру два, она обозначается двумя чертами; на третий — цифру три, она изображается тремя чертами. Хотя цифра четыре имеет сложное начертание квадрата с двумя горизонтальными черточками внутри, сын не пожелал учиться дальше, прибежал к отцу со словами: «Папа, я все уже знаю, гони учителя». Богач, довольный тем, что не надо платить учителю, с радостью расстался с ним. Прошло несколько дней, и пожелал богач пригласить своего давнего друга в гости и удивить грамотностью своего сына. Он вызвал его к себе и сказал:
— Сын, возьми кисти, тушь, бумагу и пошли приглашение на праздник Фонарей моему другу Вань Цзюну.
— Хорошо, — смиренно сказал сын и отправился к себе.
Дело было утром. Прошел час, другой. Сын не вышел к обеду, только вбежал на кухню и схватил пампушки и убежал. Он не появлялся до ночи. Утром следующего дня отец зашел к сыну.
— Готово ли мое приглашение к другу Вань Цзюну?
— А ты дружи с такими людьми, у которых фамилия Вань, то есть 10 000! Я успел написать всего 500 строчек.
Сын стоял, измазанный тушью, с кистью в руке, на столе был свиток с черточками, которыми сын старался обозначить фамилию друга, хотя фамилия пишется просто одним иероглифом.
Юй Фан тоже не знал иероглифов, не умел их читать и писать. Он не мог понять, что написано на книге, которую на картине держал воинственный генерал.
Наконец он нашел место для картины на правой от входа стене и аккуратно пристроил ее. Отошел, посмотрел, полюбовался. Картина оказалась рядом с алтарем предков, и Юй Фан умиротворенно вздохнул.
Шел третий год войны с японцами, когда правительство Чан Кайши эвакуировалось в Чунцин. Родная деревня Юй Фана была далеко и от Чунцина, и от Яньаня, и от линии фронта антияпонской войны. В Дашуйтуне казалось, что события в стране происходят сами по себе, а жители в деревне как будто и ни при чем.
Во всяком случае, Юй Фана беспокоили мелкие семейные заботы, связанные с ушедшим в новую столицу сыном. Ему предстоял дальний путь, и кто знает, какие злые силы поджидают его. Вот и купил Юй Фан портрет, как он считал, Чэнхуана, духа — хозяина, покровителя Дашуйтуна, надеясь на его заступничество и помощь на долгой дороге сына.
Обычное представление религиозных китайцев той поры складывалось из двух обязательных моментов — поклонения предкам и поклонения хозяину — духу местности Чэнхуану.
Духи предков, всех предков по отцовской линии, по представлениям китайцев, постоянно проявляют заботу о своих живущих потомках, если те проявляют заботу о них — символически кормят их, возжигают благовония перед табличками с именами на алтаре предков. Чэнхуан был особым духом. Он был главным и единственным покровителем не кого-то одного, не какой-то одной семьи, а всех живущих в данной местности. К нему как к уездному правителю обращались с мольбой и просьбой.