Беспредельность неба, его вездесущность предопределили ему роль наивысшей силы (что сохранилось в народных традиционных верованиях китайцев), а затем и места поселения могучих, всесильных богов-небожителей. Духи и боги, разместившиеся по земной поверхности в непосредственной близости от людей, поселялись в горных пещерах и ущельях, в лесных чащах и водоемах, а то и просто среди людей, приняв их облик и даже вступая с ними в браки. Подземное царство, дышавшее в пору землетрясений и извержений пеплом, огнем, удушливыми газами, должно было стать и стало обиталищем смерти, миром, откуда нет возврата. В подземном царстве человек поселил богов и духов, способных пресечь жизнь, отнять здоровье, отнять радость. Первоначально люди плохо различали сами понятия «дух» и «бог»: что было духом, что было богом? Затем как-то само собой обозначилось, что бог — это могущественное существо, способное чаще быть доброжелательным к человеку, ну а духи делились на добрых помощников добрых же намерений богов и на помогающих богам карать, наказывать людей. Но жизнь людская сложна, в ней хорошее могло стать плохим, в ней бывало и наоборот; и в жизни богов и духов, считали, например, в ранней античности, происходило все так же, как у людей. Да и не могло быть иных представлений — человечество не имело иного опыта, кроме своего, и иных образов, кроме своих собственных. Нет ничего удивительного в очеловечении самих богов и духов, их дел и поступков.
Пришла пора кому-то разобраться в этом скоплении покровителей и вершителей людских судеб, пора было кому-то четко определить, что и когда нужно такому-то духу, такому-то богу, чтобы от них была польза. Человеческие коллективы выделяют из своей среды специальных людей, призванных осуществлять от имени коллектива и каждого его члена связь с богами и духами. Родилось особое сословие шаманов и жрецов.
Последние как-то более известны по их особой роли даже в государственных делах Древнего Египта, древних майя и ацтеков. В роли гадателей и прорицателей, своеобразных жрецов-оракулов они занимали видное место в Древней Греции и Древнем Риме, древних Иране и Индии. Много известно и о шаманах как особом явлении в духовной жизни народов дореволюционной Сибири. Но ученые еще продолжают дискуссию о том, было ли шаманство повсеместным явлением при переходе от доклассового общества к классовому, или оно было сугубо локальным, сибирским. Слово «шаман» образовалось от тунгусо-маньчжурского «самань», что означало «человек, способный общаться с духами».
Не будем вдаваться в дискуссию, отметим лишь то, что шаманы и шаманки известны в ранней истории Китая, у южных соседей китайцев мяо и яо, а в маньчжурской империи Цин шаманизм даже был господствующей религией, со своими храмами и канонами песнопений; традиционно же шаман выступает даже в обычном чуме или юрте, и его песни — результат импровизации.
Шаманы были и у тлинкитов Северо-Западного побережья Америки, у эскимосов и алеутов в Новом Свете, у тюрков Южной Сибири и Средней Азии.
Если у горного народа мяо были шаманы патэ, а у их северо-западных соседей ицзу (лоло, носу) целое жреческое сословие — каста биму, то их социальные функции очень трудно различать. Можно сказать, что живой пример бытования в непосредственной близости шаманов-патэ и жрецов-биму в середине XX века дает основание видеть и в шаманах, и в жрецах похожие группы выделившихся лиц, признанных способными общаться с богами и духами.
У таких лиц деятельность была многосторонняя. Они были и оракулами, и знахарями, и врачевателями, и организаторами охоты или военной экспедиции, и воспитателями подрастающего поколения как носители и передатчики родовых традиций.
Примечательно вошедшее в историю Древнего Китая исполнение шаманом функций оракула перед битвой, решившей в начале XI века до нашей эры исход борьбы между Чжоу и Шан-Инь в пользу Чжоу.
Десять дней идет густой снег, и в лагере чжоусцев вспоминают, как начинался поход. У шатра У-вана собрались восемьсот предводителей. Их созвал наследник, чтобы отдать последние почести и выполнить свой долг перед отцом — ваном, правителем Чжоу.
Многим странными показались действия У-вана, который видел свой сыновний долг в выполнении цели жизни Вэнь-вана — сокрушении Инь. Не предав тело отца земле, а приказав посадить Вэнь-вана на боевую колесницу, сын созвал предводителей, чтобы начать поход на Инь.
Все собрались у шатра У-вана. На боевой колеснице предводителя войск возвышалось тело Вэнь-вана. У-ван отдал приказ придворному оракулу начать гадание о походе. Оракул собрал траву, бросил на жертвенник, зажег и устремил взгляд на очертания переплетенных сгоревших стеблей. В волнении все молчали, а оракул бесстрастно произнес: «Идете против воли Неба!»