Шерлок Холмс и страшная комната. Неизвестная рукопись доктора Ватсона

Холмс легким движением руки развеял дым от трубки и едва заметно усмехнулся, учитель же напротив сделался мрачен и напряжен, как будто те страшные воспоминания надвинулись на него грозя новой бедой:

— В тот день, заходя в книжный магазин на Харлей-стрит, я разглядел в большом зеркале против двери красавца, который шел следом за мной. Небольшой рост, мальчишеская грация и черная повязка на глазу делали его похожим на Трафальгарского героя. Я прошел в дверь, ожидая, что «Нельсон» этот пройдет следом, и приостановился, желая лучше его рассмотреть, но он только заглянул в магазин и прошел мимо. Купив все нужное и выйдя из магазина, я свернул на Девоншир-стрит, когда на бешеной скорости мне навстречу выкатил кеб. Вы знаете, как носятся по Лондону эти сумасшедшие. Тут кто-то и произнес над самым моим ухом: «Весьма сожалею, месье», — и толкнул меня под самые копыта… Я мгновенно потерял равновесие, ноги мои подогнулись, но упал я не сразу, а в каком-то сумасшедшем кульбите пролетел мостовую и достиг противоположной бровки тротуара, когда лошадиные подковы были уже в двух дюймах от моего лица. Не знаю, что меня спасло? То ли кебмен успел уже как-то отреагировать, то ли умная лошадка сама исхитрилась меня не задеть, а то ли сказались уроки верховой езды, важным элементом которых является отработка падений. Но в тот роковой миг память зафиксировала множество не относящихся к делу подробностей. Сначала я увидел дорогие коричневой кожи сапожки, потом серый с иголочки костюм, дорогую шляпу, а потом уж и всего господина в перспективе Девоншир-стрит. Он оглянулся только раз, но я хорошо его разглядел и подивился красоте и изяществу этого одноглазого щеголя, который пристально на меня посмотрел своим единственным глазом и… улыбнулся… А меня, как молния, пронзила мысль — это мой убийца. Ведь в тот момент я не знал, джентльмены, что легко отделался. Сознание стремительно гасло, я был уверен, что умираю… И только последний этот миг развернулся предо мною длинной и подробной панорамой. Если бы я захотел, то долго бы мог расписывать ее детали: обод колеса, которое едва меня не раздавило и еще двигалось куда-то в сторону, отполированные подковы на копытах лошади, перевернутые дома, людей, деревья, рыжего кота на сером столбе, тоже перевернутого, множество разнообразных городских звуков и свою собственную руку, которая порхала у меня перед глазами, будто дирижируя этой какофонией… тут я как раз долетел до бровки тротуара, стукнулся об нее, повалился на бок и мои очки — драгоценные мои глаза — от меня упрыгали. Все разом превратилось в цветной туман.

— Я умер! — крикнул я напоследок, но как-то неуверенно, как кричит человек своему слуге «Меня нет дома!», завидя в окне нежеланного гостя. Пружина, державшая в напряжении мой разум, ослабла, цветной туман превратился в черный… И я потерял сознание.

… я подивился красоте и изяществу этого одноглазого щеголя, который пристально на меня посмотрел, своим единственным глазом и… улыбнулся, а меня как молния пронзила мысль — это мой убийца…

Когда я очнулся, меня окружала толпа.

Какой-то знаток уличных происшествий протянул разочарованно:

— Тоже мне, событие, а он жив-живехонек!

— Была охота на живого пялиться, — поддержал его другой кровожадный зевака.

— Очнулся, бедненький! Слава Создателю! — облегченно вздохнула впечатлительная дама в зеленом, поднося к глазам кружевной платочек.

— Лосадка! Лосадка! Лосадка! — верещал толстый розовый малыш, сидя на руках у толстой розовой кормилицы.

— Везет же некоторым, — хохотнул басовитый студент.

— Привратность случая при совпадении обстоятельств! — заметил философ в полинявшем цилиндре.

— Ве-зу-у-ха! — лаконично подытожил какой-то мастеровой почесывая за ухом.

И вот, убедившись, что я живой и почти здоровый, толпа быстро поредела. А меня усадили в кеб, под колесами которого мне не суждено было погибнуть. Молодой полицейский развернул свой новенький блокнот и деловито постучав по нему карандашом принялся опрашивать главного свидетеля. Бедняга кебмен, белый как флаг капитуляции, нес со страху невесть что, не переставая трястись:

— Вот, посмотрите, леди и джентльмены, ведь сами лезут не зная куды! Лезут и лезут, прах им в ноздрю! Экие, Гам-ле-е-ты задумчивые! За има не уследишь, так они, и на Биг-Бен взлезут не чухнутся. Посмотрите, господин полицейский, на ихны стеклы толстенные, об брусчатку стукнувшись, не побились! — и кебмен, прежде чем передать очки мне, поглядел в них сам и дал глянуть полицейскому.