Шерлок Холмс против Джека Потрошителя

На этом мы распрощались. Но и после того, как мы покинули приют, перед глазами у меня продолжал стоять Майкл Осборн, зачарованный видом крови, заливающей скотобойню.

Сообщения доверенного лица Эллери

Грант Эймс Третий утомленно лежал на диване Эллери, придерживая на груди стакан.

— Я трудился не покладая рук. И вернулся совершенно без сил.

— От двух разговоров?

— Одно дело вечеринка — ты можешь удрать из компании куда-то в кусты. Но с глазу на глаз, в четырех стенах…

Эллери, как был в пижаме, сидел над пишущей машинкой. Почесав густую щетину, он напечатал четыре слова и остановился.

— То есть разговоры не принесли плодов?

— Один сад еще в весенней зелени, а другой уже в осеннем пурпуре. Но за все надо было платить.

— Тебя может спасти только брак.

Гранта передернуло.

— Если мазохизм числится среди твоих пороков, мы это обсудим, старина. Но потом, попозже, когда я соберусь с силами.

— Ты уверен, что рукопись в машину подбросил кто-то другой, а не твои приятельницы?

— Мэдж Шорт считает, что Шерлок — это название новой прически. А Кэтрин Ламберт… Кэт — отнюдь не только котенок с коготками. Она пишет маслом, знаешь ли! Перестроила свою мансарду в Виллидже. Полностью. Этакий тип сжатой пружины. Сидишь с ней и ждешь, что она вот-вот развернется и врежет тебе.

— Может, это пошло бы тебе на пользу, — безжалостно сказал Эллери. — Не валял бы дурака.

— Я полностью доволен собой, — с достоинством сказал Грант. — Я задавал хитрые вопросы. Глубокие. Тонкие.

— Например?

— Например, вот такой: «Кэт, не ты ли положила на сиденье моей машины рукопись, адресованную Эллери Квину?»

— И она ответила…

Грант пожал плечами:

— Вопросом на вопрос: «А кто такой Эллери Квин?»

Эллери вздохнул со скрипом и стоном:

— Разве я не просил тебя делать подлинней перерывы между визитами ко мне?

— Давай будем добрей друг к другу, приятель. — Грант сделал паузу, чтобы основательно приложиться к стакану. — Я же не говорю, что потерпел полное и окончательное поражение. Просто я поделил зону поисков на две половины. И буду упорно их продолжать. За Бронксом лежит Нью-Рошель.

— И кто же там живет?

— Рейчел Хагер. Третья в моем списке. И, кроме того, Язычница Келли, цыпочка из Беннингтона, которую ты можешь встретить чуть не в любом пикете с глупыми лозунгами.

— Двое подозреваемых. Но не кидайся на них очертя голову. Используй фланговую атаку, засаду, помедли, обдумай тактику.

— То есть ты хочешь, чтобы я бездельничал?

— Разве не это получается у тебя лучше всего? Но только не в моей квартире. Я должен закончить рассказ.

— А ты закончил читать рукопись? — бестрепетно спросил бездельник.

— Я занят своей собственной таинственной историей.

— Ты уже вычислил убийцу?

— Братец, — сказал Эллери. — Я еще в своей собственной истории не знаю, кто убийца.

— Тогда я оставлю тебя. Работай. Ах да. А что, если мы так и не выясним, кто же прислал рукопись?

— Думаю, как-нибудь переживу.

Эллери почти ничего не соображал, так ему хотелось лечь поспать. Клавиши пишущей машинки плавали где-то за тысячу ярдов от него. В пустоте, царившей у него в голове, бродили какие-то случайные мысли. Как там папа на Бермудах? Как продается его последняя книга? Кстати, ему не нужно, как Гранту Эймсу, задаваться вопросом, кто же прислал ему рукопись. Он уже знал ответ. Лучше прикинуть, кто же был парижским гостем Шерлока Холмса, — название следующей главы Эллери, разумеется, видел.

После краткой борьбы читатель в нем победил писателя. Эллери потащился в спальню. Подняв с полу рукопись доктора Ватсона, он растянулся на постели и принялся за чтение.

Глава 8 ГОСТЬ ИЗ ПАРИЖА

Прошедшие дни были довольно утомительными. За все время нашего общения никогда еще я не видел Холмса таким занятым, никогда еще мне не было с ним так трудно.

После той беседы с лордом Кэрфаксом Холмс не стал обсуждать со мной эту тему. Мои намеки он пропускал мимо ушей. И тогда мне пришло в голову, что я сам виноват: втянулся в расследование куда глубже, чем мне случалось в других его делах. И поскольку оно обрело такой хаотичный вид не без моего участия, я наказан по заслугам. Посему я вернулся к своей привычной роли терпеливого спутника и просто ждал развития событий.

Но они не спешили. Холмс, как и Потрошитель, стал вести ночной образ жизни. Каждый вечер он исчезал с Бейкер-стрит, возвращался на рассвете и проводил дни в задумчивом молчании. Я сидел в своей комнате, понимая, что сейчас ему важно побыть одному. Временами он брался за скрипку. Когда напряжение делалось невыносимым, я уходил развеяться в шуме и сумятице лондонских улиц.

Однако на третье утро при виде Холмса я не сдержался:

— Холмс! Ради бога! Что стряслось?

На правом виске у него была скверная багровая ссадина, рукав пиджака оторван, а на запястье кровоточил глубокий порез. Он прихрамывал, был весь в грязи — словом, под стать тем уличным бродягам, которых он так часто посылал с таинственными поручениями.

— Состоялся диспут на темной улице, Ватсон.

— Дайте-ка я займусь вашими ранами!