Шерлок Холмс против Джека Потрошителя

Я принес свой саквояж, и Холмс без особой охоты продемонстрировал кровоточащие ссадины на костяшках пальцев.

— Я решил выманить нашего врага, устроив за ним открытую слежку, в чем и преуспел, — говорил Холмс, пока я усаживал его в кресло, принимаясь за его травмы. — Да, преуспел, но и потерпел поражение.

— Вы подвергали себя немалому риску.

— Преступники попались на приманку. Их было двое.

— Те же, кто напал на нас?

— Да. Моей целью было задержать хоть одного из них, но револьвер дал осечку — проклятье, как не повезло! — и оба удрали.

— Постарайтесь расслабиться, Холмс. Ложитесь. Закройте глаза. Может, дать вам успокоительное?

Он нетерпеливо отмахнулся:

— Эти царапины — сущая ерунда. Неудача — вот что терзает меня. Я был так близок к успеху, а он ускользнул от меня. Если бы удалось задержать одного из этих подонков, заверяю вас, я бы быстро выбил из него имя хозяина.

— Вы считаете, что именно они отвечают за зверства на лондонских улицах?

— Господи, да конечно же нет! Это обыкновенные здоровые громилы, а вот у них за спиной кроется тот жуткий тип, которого мы ищем. — Холмс нервно дернулся. — Кровожадный тигр лондонских джунглей.

В голову мне пришло зловещее имя.

— Профессор Мориарти?

— Это не Мориарти. Я проверил, чем он занимается и где обитает. Он занят другими делами. Нет. Профессор тут ни при чем. Есть четыре человека; один из них — наш, я уверен.

— И кто эти четверо?

Холмс пожал плечами:

— Так ли это важно, если я до сих пор не могу схватить его?

Наконец начало сказываться его утомление. Холмс откинулся в кресле и полуприкрытыми глазами уставился в потолок. Но усталость никак не влияла на остроту его интеллекта.

— А этот «тигр», как вы его назвали, — что ему дают убийства несчастных проституток?

— Это дело куда сложнее, Ватсон. Тут есть несколько темных нитей, и все они переплетаются в этом лабиринте.

— И еще этот омерзительный идиот в приюте… — бормотал я.

В улыбке Холмса не было и тени юмора.

— Боюсь, мой дорогой Ватсон, что вы всеми пальцами ухватились не за ту нить.

— Не могу поверить, что Майкл Осборн не имеет никакого отношения…

— А он действительно имеет, но…

Конец фразы повис в воздухе, потому что в этот момент внизу позвонили, и миссис Хадсон заторопилась к дверям.

— Я жду гостя, и он на редкость точен, — сказал Холмс. — Прошу вас, Ватсон, останьтесь. Будьте любезны, дайте мой пиджак. Я не должен выглядеть как уличный драчун, который заскочил за медицинской помощью.

Он успел одеться и даже раскурить трубку, когда миссис Хадсон ввела в нашу гостиную высокого приятного блондина. Я прикинул, что ему тридцать с небольшим. Явно хорошего воспитания: единственный удивленный взгляд, и больше никакой реакции на помятый вид Холмса.

— Ага, — сказал Холмс, — насколько я понимаю, мистер Тимоти Уэнтворт. Добро пожаловать, сэр. Садитесь у камина. Утро сегодня сырое и прохладное. Это мой друг и коллега доктор Ватсон.

Мистер Тимоти Уэнтворт поклонился и сел в предложенное кресло.

— Ваше имя широко известно, сэр, — сказал он, — так же как и доктора Ватсона. Считаю за честь познакомиться с вами. В Париже у меня очень напряженное расписание, и я оторвался от дел только ради своего друга Майкла Осборна. Я был в крайнем недоумении, когда он так неожиданно исчез из Парижа. Если я могу чем-то помочь Майклу…

— Ваша преданность другу достойна восхищения, — сказал Холмс. — Давайте попробуем просветить друг друга, мистер Уэнтворт. Если вы расскажете, что вам известно о пребывании Майкла в Париже, я изложу вам окончание этой истории.

— Очень хорошо. Я встретился с Майклом два года назад, когда мы поступали в Сорбонну. Думаю, меня потянуло к нему из-за того, что мы совершенно разные. Мне свойственна известная сдержанность; друзья считают меня застенчивым. А Майкл, напротив, обладает бурным темпераментом, его выходки порой граничат с грубостью — если он считает, что его обманывают. И он всегда очень уверен в себе и категоричен в высказываниях по любому поводу. Но мы снисходительно относились друг к другу и неплохо ладили. Майкл меня полностью устраивал.

— Не сомневаюсь, сэр, что и вы его, — заметил Холмс. — Но скажите мне вот что. Вы в курсе его личной жизни?

— Мы были достаточно откровенны друг с другом. Я скоро узнал, что он второй сын знатного британского аристократа.

— Его огорчала такая судьба — родиться вторым сыном?

Сдвинув брови, мистер Тимоти Уэнтворт задумался над ответом.

— Я бы сказал, и да и нет. Майкл все время как-то выламывался из общего ряда, вел себя совершенно раскованно. Его воспитание и традиции семьи запрещали такое поведение, и в нем росло чувство вины и протеста — одновременно. Ему требовалось заглаживать вину, а положение второго сына еще больше побуждало его бунтовать. Все это и объясняет его необузданность. — Наш молодой гость смущенно остановился. — Боюсь, что я путано объясняю.

— Отнюдь, — заверил его Холмс. — Вам как раз присуща удивительная ясность изложения. Допустимо ли предположить, что в Майкле не копилась горечь по отношению к отцу или старшему брату?