Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

– Как они добрались до Штейнера? Нехорошо! Очень нехорошо!

– И еще хуже может быть. Сдается мне, они и ко мне подбираются.

– Что вы такое говорите?!

– Верно говорю. Мою хозяйку в Фреттоне уже выпытывали, кто я такой и чем живу, и, когда она мне про это рассказала, я решил, что мне пора уезжать. Мне только хотелось бы знать: как полиция узнает про нас? Штейнер уже пятый человек, который проваливается на моих глазах. И если я не успею вовремя навострить лыжи, то шестым буду я. Как вы мне это объясните? И не стыдно ли вам, что ваши работники гниют в тюрьме?

Фон Борк побагровел:

– Как вы смеете говорить со мной таким тоном!

– Если б я не был смелым, мистер, то не оказался бы у вас на службе. Но я – человек прямой, у меня что на уме, то и на языке. Я слышал, что у вас, у немецких политиков, ежели агент сделал свое дело, вы не прочь упрятать его в такое место, где особенно не заговоришь.

Фон Брок вскочил со стула.

– Вы осмеливаетесь мне намекать, что я сам выдаю своих агентов?..

– Я этого не говорю, но, несомненно, мистер, кто-то их выдает, и ваше дело узнать, кто. Как бы то ни было, я лично рисковать не имею желания. Вы меня отправьте в Голландию, и чем скорее, тем лучше.

Фон Брок уже овладел собой.

– Мы слишком долго работали вместе, чтобы в последний момент поссориться, и притом в тот момент, когда мы можем торжествовать победу. Вы хорошо поработали и рисковали многим; я не забуду этого. Отлично: поезжайте в Голландию, а оттуда в Берлин, или же морем, через Роттердам в Нью-Йорк. По другой линии через неделю будет уже не безопасно, когда фон Трипиц примется за работу. Однако, кончим этот разговор. Давайте сюда книжечку. Я уложу ее вместе с другими.

Американец держал в руке пакетик, но не сделал движения, чтобы вручить его Броку.

– А как же фарт-то?

– Что такое?

– Ну, жир. Ну, деньги, значит. Пятьсот фунтов? Пушкарь-то мой в последнюю минуту закапризничал, едва его уломал лишней сотней долларов. А то бы мы с вами ни с чем отъехали. «Не желаю, говорит, ни за какие деньги». Однако, когда я накинул сотню, – взял. Это мне стоило двести фунтов как один пенни, так что книжечки я вам не намерен отдавать, пока вы мне не отдадите денег. Из рук в руки, значит.

Фон Брок усмехнулся, не без горечи.

– Не высокого же вы мнения о моей честности. Без денег даже книжки не хотите дать?

– Что же, мистер, в делах надо быть аккуратным.

– Ну, будь по-вашему. – Он сел за стол и, оторвав от чековой книжки листок, написал на нем свое имя и проставил цифру, но чека все-таки не отдал. – Позвольте, раз уже мы так с вами разговариваем, мистер Ольтамонт, я не вижу, почему бы мне следовало доверять вам больше, чем вы доверяете мне. Вы поняли? – Он оглянулся через плечо на американца. – Чек на столе, но я хочу посмотреть книжку, а затем уже дать вам деньги.

Американец молча подал ему книжку, перевязанную шнурком. Фон Брок развязал шнурок, снял двойную бумажную обложку. И с минуту в безмолвном изумлении глядел на голубую книжечку, лежавшую перед ним. На обложке поперек золотыми буквами было напечатано: «Практическое руководство к разведению пчел»… Но не успел заведующий шпионажем задуматься над этой странной надписью, как человек, стоящий сзади, железною рукой схватил его за шиворот, а другою рукой зажал ему рот губкой, пропитанной хлороформом.

* * *

– Еще стаканчик, Ватсон? – сказал Шерлок Холмс, придвигая к своему верному другу запыленную бутылку токайского. – Выпьем за радостную встречу.

Шофер с седыми усами, сидевший за столом, торопливо подставил свой стакан.

– Доброе винцо, Холмс, – сказал он, выпив.

– Замечательное вино, Ватсон. Говорят, из императорского погреба в Шенбрунне. Я попросил бы вас открыть окно – запах хлороформа, мне думается, портит букет вина.

Шкаф стоял раскрытый настежь, и теперь уже Холмс торопливо вынимал из него пачку за пачкой аккуратно уложенные бумаги и, рассмотрев их, также аккуратно складывал в чемодан фон Брока. Немец, лежавший на софе, громко храпел, связанный по рукам и по ногам.

– Нам торопиться некуда, Ватсон. Здесь нам никто не помешает. Будьте любезны, позвоните. В доме никого нет, кроме старухи Марты, которая отлично разыграла свою роль. Она с самого начала была моей помощницей. – А, Марта! очень рад. И вы будете рады, когда я сообщу вам, что все идет отлично.

Старушка, с приветливым добрым лицом, стоявшая в дверях, улыбаясь, присела к Холмсу, но в то же время покосилась не без тревоги на лежавшего на диване немца.

– Не бойтесь, Марта. Выспится – встанет, как встрепанный.

– Это хорошо, мистер Холмс. Я рада. По-своему, ведь он был добрый господин. Как он давеча уговаривал меня ехать с его женой в Германию! Но это, пожалуй, помешало бы осуществлению ваших планов, так ведь?

– Конечно, Марта. Пока вы были здесь, я мог быть вполне спокоен. Сегодня мы долго ждали вашего сигнала.

– Тут был тот толстый господин из Лондона, кажется, секретарь посольства.

– Я знаю. Мы с ним встретились… Если бы вы не умели так чудесно управлять автомобилем, Ватсон, мы изобразили бы собой Европу, гибнущую под колесницей Яггернаута. Еще что, Марта?