Шешель и шельма

— Девушке показать, где можно вымыть ноги, желательно подобрать хоть какую-нибудь обувь. Поесть чего-нибудь, побольше. И взглянуть на один артефакт. Для начала. Я же правильно понимаю, кое-что вы в них понимаете?

— Кое-что. Позвольте вашу лапку, мэм, взгляну на размер. Ай, крошечка какая! — поцокал языком старик, когда Чара вытянула к нему ногу. Женщина недовольно поморщилась, разглядывая при ярком свете слой грязи, брызги которой доходили до колен. — Поищем, поищем, но вряд ли. Не обувной же магазин, да.

— И бинты какие-нибудь дайте, — попросил Шешель, тоже с интересом разглядывая женскую ногу.

— Пойдемте, мэм, я покажу ванную. Горячей воды нет, можно нагреть. Если сэр…

— Я так справлюсь, — со вздохом отмахнулась Чара. Было, конечно, заманчиво понежить измученные ноги в горячей воде, но гораздо сильнее хотелось смыть грязь, не дожидаясь окончания возни с водой.

Ванная выглядела так, словно ее целиком перенесли из какого-то другого, более… богатого места и втиснули в эту квартиру. Соседство сказалось, лишило горячей воды и батареи бутылочек с ароматными средствами для получения удовольствия от мытья, но не сломило дух прежней красоты. Вычурный, в прекрасном состоянии антикварный шкафчик под мраморной раковиной, бронзовые краны, отделенный изящной ширмой туалет, огромная ванна на мощных лапах, отделка мрамором трех цветов — в отеле, где поселился Ралевич, все выглядело скромнее.

Кран, когда его открыли, взвыл голосом раненого медведя. Чарген от неожиданности шарахнулась, а остававшийся в кухне Шешель через мгновение возник на пороге с пистолетом наготове.

Один только хозяин оставался невозмутим. Подождав, пока кран проплюется ржавчиной и вода потечет нормальной, ровной струей, старик с размаху стукнул по трубе своей палкой. Чара опять вздрогнула, а кран странно булькнул — и вой захлебнулся.

— Мыло вот, полотенце. — Хозяин тростью указал на неприятного вида сероватый брусок, лежавший на краю раковины, и достал из шкафа под умывальником серое полотенце такого вида, словно им долго мыли пол. Но Чарген было уже все равно, лишь бы отмыться, поэтому она только понимающе кивнула. Мужчины вышли.

Много времени мытье ног и рук в ледяной воде не заняло, прочие удобства совмещенной с уборной ванной работали исправно, а полотенце, несмотря на непрезентабельность, оказалось восхитительно чистым. Дольше Чара сидела, обернув ноги мягкой от ветхости тканью и пытаясь согреть их после прогулки и мытья. Хотела рассмотреть, чтобы оценить повреждения, но уставшая спина плохо гнулась, да и свет здесь горел слишком тускло. Прибегать же к магии, пусть только для диагностики, она не рискнула, мужчины могли заметить.

Впрочем, даже холод и боль не умаляли удовольствия от долгожданного ощущения чистоты. Очень хотелось принять душ, но на такой подвиг именно сейчас Чара была не способна: ни с ледяной водой из крана, ни с ведром подогретой на плите. Последнее особенно пугало, стоило подумать о поливании на себя из ковшика и попытках промыть таким способом волосы.

Происходящее все сильнее напоминало Чарген ее собственное детство, и напоминание такое сложно было назвать приятным. Тогда и мыться приходилось абы как, и обуви не было, даже зимней, да и еды особо тоже — им приходилось выживать, порой буквально чудом. Но мама оказалась сильной и стойкой, чтобы выдержать все. Сохранить ребенка — ее, Чару, — потом найти способ добыть деньги. Незаконный, но в то время это ее уже не остановило. С деньгами стало легче. Потом родился Ангелар, с которым восьмилетняя Чара возилась, пока мама искала новую «жертву» и источник дохода.

Именно тогда, ребенком, она пообещала себе, что у Гера будет хорошее, настоящее детство. И начала фанатично, очень старательно учиться, чтобы поскорее вырасти и суметь помочь маме с деньгами.

В кухню Чарген вернулась, аккуратно ступая на цыпочках — пол действительно оказался грязным, а никакую обувь ей не дали, даже временную. Двигалась на запах — одуряющий, напрочь лишающий воли запах еды. Старика на кухне не нашлось, у плиты возился Шешель. Пиджак его висел на спинке стула, рукава белой рубашки были небрежно закатаны, а вот кобура оставалась на месте, и все вместе это выглядело… странно. Как будто он не еду готовил, а страшный яд для врагов.

Но даже если яд, пахло сногсшибательно. Наверное, потому, что Чарген последний раз ела на дирижабле перед посадкой в Норке, то есть почти сутки назад.

Чаре подумалось, что, если господин Сыщик всегда столь регулярно питался, это исчерпывающе объясняло его худобу. Где уж тут набрать веса! И сама она, наверное, за время общения с ним сбросит пяток килограммов — не то от беготни, не то от голода, не то от нервов. И это плохо, потому что собственная фигура ее устраивала — уже хотя бы потому, что устраивала тех мужчин, с которыми приходилось иметь дело.

— Бинты, — заметив ее появление, Шешель кивнул на появившийся на столе деревянный ящичек, выключил плиту под сковородой и под как раз закипевшим чайником.