Шешель и шельма

— Это логично и разумно, — спокойно отозвался Стеван. — Я же объяснял: мне нужно доставить артефакт в Ольбад в целости и сохранности. Артефакт привязан к тебе, значит, либо тебя надо убить и забрать его, либо везти вас вдвоем. Убить — слишком радикально, я к таким мерам стараюсь прибегать только в крайнем случае. А если не убивать, то разумно добиться от тебя добровольного всестороннего содействия: здесь и так слишком много проблем и противников, чтобы записывать в них еще и тебя.

— Ну и как все это объясняет твою заботу? Ты же знаешь, что я и так никуда не денусь, — некуда мне бежать.

— Легко. Исполнительному дураку или человеку военному достаточно просто приказать, а ты явно натура деятельная и решительная. И боги знают, что ты решишь, если не будешь понимать, что происходит. Если обращаться с тобой плохо и грубо, запугивать и обижать, ты вполне можешь попытаться удрать при первой же возможности, уже хотя бы для того, чтобы избавиться от неприятного общества мерзкого сыскаря. Ну и зачем мне целенаправленно усложнять себе жизнь, если гораздо проще проявить к тебе немного необременительной заботы и человечности?

— Вот видишь, ты только что аргументированно подтвердил, что и правда хороший, — не удержалась от улыбки Чара. — Уже хотя бы потому, что понимаешь, почему людям нужна забота и что такое человечность.

— Ах вот оно что! — насмешливо протянул следователь. — У нас с тобой, значит, расхождение в терминологии.

— Почему?

— Потому что у нормальных людей хорошим считается тот, кто помогает искренне и от души, а не ради собственной выгоды.

— Словоблудие, — недовольно проворчала Чара. — Выгода в любом случае есть, хотя бы моральная — от осознания собственной доброты, а у тебя выходит честнее.

С этим спорить Шешель уже не стал, только тихо рассмеялся в ответ. За время разговора он успел закончить с ногой пациентки, убрать аптечку и начать накрывать на стол. Что, впрочем, особых усилий не потребовало и много времени не заняло. Следователь выставил сковородку, одну тарелку и две разновеликие посудины под чай: для Чары — изящную широкую чашечку, для себя, кажется, вообще бульонницу. Когда он отвернулся, чтобы взять чайник, Чарген спешно поменяла емкости местами.

Обнаружив подмену, Стеван насмешливо вскинул брови, поманил Чару — или кружку? — пальцем. Чарген в ответ тряхнула головой и покрепче вцепилась в добычу. Ну не станет же он с ней драться из-за посуды, правда? А она не любит маленькие чашечки, какое в них удовольствие…

Следователь весело фыркнул в ответ на этот демарш и достал себе еще одну бульонницу: посуды у хозяина имелось с запасом.

— Что это? — опасливо спросила Чарген, когда Шешель снял со сковороды крышку. Внутри было не очень однородное красно-коричневое месиво с вкраплениями зеленого, белого и желтого.

— Хрючево, — хохотнул он, явно довольный произведенным эффектом.

— Как-как? — изумилась Чара.

— Хрючево, — охотно повторил Стеван. Слово ему явно нравилось. — Берется все съедобное, что есть в холодильнике, смешивается, заливается соусом и разогревается на сковородке. Будешь? — Прозвучало с явной надеждой на отказ, но Чара мужественно протянула тарелку. В конце концов, альтернативы все равно нет, а это… вряд ли Шешелю хочется ее отравить, он вон и сам есть собрался. Да и запах… Запах же не подделаешь!

Впрочем, не исключено, что у господина Сыщика просто луженый желудок, который и щебенку переварит. Если разогреть и залить соусом.

Щедро плюхнув на тарелку несколько больших ложек слизистой субстанции, следователь принялся есть прямо со сковороды, с интересом наблюдая за Чарой. Та еще раз напряженно покосилась на него, на свою тарелку. Прикрыв глаза, настороженно принюхалась, но лишь в очередной раз отметила, что запах у «блюда» в разы лучше вида: он вызывал не ожидаемое отторжение, а голодные спазмы и желание поскорее набить живот.

В тот момент, когда Чарген зачерпнула немного мерзкой массы и все же поднесла ко рту, Шешель сдерживался от смеха, кажется, только благодаря голоду: прерывать еду ради такого пустяка он был не готов. Но по живому, выразительному лицу ясно читалось огромное удовольствие, которое следователь получал от замешательства жертвы своих кулинарных талантов.

Чара мрачно подумала, что им обоим повезло в этом смысле. Наверное, если бы Стеван все-таки не сумел смолчать и как-нибудь съехидничал, а в его способности метко съязвить она не сомневалась, вся эта неаппетитная бурда оказалась бы у него на голове. А они оба — без ужина.

Наконец последнее решительное движение, и…

Земля не разверзлась, потолок не упал, и даже не возникло желания срочно выплюнуть и помыть рот с мылом. Больше того, с интересом зачерпнув еще ложку и прожевав странную кашу, Чарген поняла, что это вкусно. Правда вкусно. А с приправой из голода — так и вообще шедевр кулинарного искусства!

Шешель, наблюдая за ней, продолжал посмеиваться, но молча. А когда Чара прикончила свою порцию и протянула ему тарелку, взглядом прося добавки, только показательно трагически вздохнул, однако едой поделился.