Шесть алых журавлей

Я внезапно поежилась от холода. Таккан так близко подобрался к правде и даже не ведал об этом. Мои пальцы сжались на незаконченном журавлике.

Я сделала последнюю складку, расправила крылья птички и показала ее Таккану.

– Что это, голубь?

«Нет».

– Лебедь?

Постучала по бумажной голове.

– Журавль?

«Да». Я сложила еще одного журавлика. Затем еще и еще, пока их не стало шесть. Они встали неровным кругом. Больше я не осмеливалась давать ему подсказок.

– Шесть журавлей… – протянул Таккан. – Боюсь, я не понимаю.

Ну, само собой. Несправедливо вот так заставлять его играть в угадайку, будто в конце ждала какая-то награда.

Меня охватили досада и чувство вины. Я высоко подкинула журавликов. Те полетели вниз по лестнице, покачивая головами на ветру, и приземлились на снег. Но один предпочел опуститься мне на руку. Мы с Такканом подняли его за крылья. Наши пальцы находились так близко, что я почти ощущала тепло его кожи.

Убрав руку, я повернулась к чаю, от которого ранее отказалась. Тот давно остыл, но не горчил, стекая по моему горлу. Его аромат еще не выветрился, а остатки тепла успокоили мне душу.

Таккан поднял последнего журавлика на ладони.

– Они важны для тебя, не так ли? Эти журавли.

Хоть на это мне можно было ответить. Я кивнула.

– Ты знаешь, как у них появились эти красные «шапочки» на голове?

«Нет. Расскажи».

– Всем известно, что Эмуриэн была величайшей из семи богов, – начал он пересказывать излюбленную киятанскую легенду, понизив голос. – Она создала океан из своих слез и окрасила небеса своими мечтами, а блеск ее волос превосходил сияние всех звезд во Вселенной. Ее локоны были настолько блистательными, что солнце попросило подарить ему одну прядку и носило ее как ожерелье, чтобы озарять весь мир.

Его переливчатый низкий голос напоминал мелодичные звуки цитры.

– Землю окутал свет, и тогда Эмуриэн смогла наблюдать за людьми, обитавшими внизу. Она полюбила их, но видела, что люди слабые, жадные и завистливые. Каждое утро она срезала волосы, приглушала их сияние алой краской – цветом силы и крови, – и связывала судьбы разных смертных любовью. Но с каждым отрезанным локоном ее сила слабела, поэтому она создала из облаков тысячу журавлей – священных птиц, что помогали ей в работе.

Таккан взял два отрезка бечевки от рисовых мешочков и сунул один в клюв журавля.

– Со временем она отдала столько силы, что больше не могла оставаться на небесах и упала на землю. Журавли пытались поймать ее, но случайно пролили алую краску себе на макушки, и так возникли красные «шапочки», которые сохранились до нашего времени, – его голос смягчился. – Увидев это, Эмуриэн улыбнулась в последний раз и заставила их пообещать, что они продолжат ее дело – соединять судьбы.

Журавли улетели на небеса, молясь о ее возрождении. И хоть боги тоже хотели вернуть сестру, это было не в их власти. Посему они посадили последнюю прядь ее волос в землю, надеясь, что однажды Эмуриэн переродится. Так и произошло, но эту историю я расскажу в другой раз.

Он поднял с земли еще одного журавля и сунул ему в клюв второй отрезок бечевки.

– И по сей день журавли несут нити нашей судьбы. Говорят, что каждый раз, когда пути людей пересекаются, их нити переплетаются. А когда они начинают дорожить друг другом или давать взаимные обещания, нити завязываются узлом.

Таккан связал два отрезка бечевки и понизил голос:

– Но когда они влюбляются, их нити соединяются в одну, – он связал вторые концы бечевки, замыкая круг. – И их судьбы неразрывно связаны.

Я замешкалась. «Если судьба – это кучка нитей, то я возьму ножницы, – говорила я наставникам, когда они рассказывали нам об Эмуриэн. – Я сама решаю свою судьбу. Так, как мне угодно».

Принцессе легко такое говорить, но я больше не принцесса.

Я запоздало потянулась к Таккану, но ветер опередил меня и смел веревочки с его ладони.

Они упали на снег, и я кинулась за ними, но либо ветер был слишком быстрым, либо я – слишком медленной. Наши нити судьбы закрутились в воздухе, паря над крышами, а затем улетели далеко-далеко.

Одним богам известно, что с ними стало.

Глава двадцать седьмая

Я готовила с Чижуанем на кухне: мы нарезали овощи, рядом непрерывно шипели чайники и гремели котелками к обеду поварята. Как вдруг сквозь шум и гам пробился пронзительный крик.

Я вытерла нож о передник и посмотрела на Чижуаня. «Что случилось?»

– Сходи проверь.

Схватив плащ, выбежала на улицу. У сада напротив северных ворот уже собралась толпа.

Первым увидела Хасэге, который вел Зайрэну через группу мужчин и женщин. Она несла черный шелковый веер с кисточками из бисера и прикрывала им все лицо, кроме глаз.

Это она кричала? Да нет, не может быть. Ее подбородок был задран, рукава аккуратно подвернуты на запястьях, поступь медленная, словно Зайрэна шла в храм на молитву.

«Что она тут делает? И что вообще происходит?»

Зайрэна сложила веер и присела, ее белый халат слился со снегом. Я поднялась на цыпочки, присматривая за Кики, которая вылетела из рукава, чтобы взглянуть поближе на происходящее.

А затем увидела…