Шесть дней из жизни дознавателя

Казалось бы, они должны были быть братьями, поскольку, по сути, проживали одну и туже жизнь! Габоронов всегда восхищался коллегами следователями и с ОВД, и комитетскими, полагая, что им ещё труднее и сложнее. Но Смирнова однажды пояснила, что у них тоже самое. «Вместо твоих, Габоронов, фраз в сто двенадцатых: нанёс удар кулаком правой руки в область челюсти, они в допросах пишут: нанёс удар кухонным ножом, расположенным в правой руке в область живота… А всё остальное по шаблону, осмотры, сроки, признания, адвокаты. Поэтому ты, Габоронов даже не комплексуй, не думай, что они выше или круче. У тебя, между прочим, такая должность — дознаватель! Что им всем даже не снилось! А знаешь почему? Статья сорок УПК РФ „Орган дознания“. Возбуждение уголовного дела, тра-та-та, возлагаются также на: капитанов морских судов, руководителей геолого-разведочных партий, глав дипломатических представительств! А это значит, Габоронов, случись, что на корабле, в экспедиции или в Посольстве — только данные лица могут возбуждать уголовные дела по тем же статьям, по которым и ты, понимаешь? Посол, например, назначается президентом! А у тебя функции, по закону как у Посла в уголовно-процессуальной деятельности! Во как! Так что, работай, Габоронов! Ты уж точно ничем не ниже следака!»

Погружения в мысли вновь были прерваны окружающей злой действительностью. Срочное всплытие из глубин воспоминаний дознавателя, следователь организовал повторно задаваемым вопросом:

— Где Ваше удостоверение?

— Вот оно, мы его изъяли, — метнулся капитан Сидоров к столу следователя.

В данный момент сотрудники УСБ сопровождали проходившее мероприятие, и они чувствовали свою вину в недоработке операции. Но сдаваться вовсе не собирались.

Следователь при прокуратуре не вёл себя по-хамски, нагло или как-то грубо. Различные запугивания он решил оставить на потом. Пока он выбрал спокойный тон в обращений, строгость в отношении к дознавателю, установлению статусной черты, категорическому отрицанию общей процессуальной трудовой деятельности. Даже наоборот, как к человеку, который лично его подвёл, который обещал именно ему бороться с преступностью, но оказался оборотнем в погонах, а значит предал весь совместный многолетний труд в борьбе с криминалом.

Следователь начал спрашивать установочные данные Габоронова. Монитор был повёрнут лицом к следователю, поэтому дознаватель не мог понять, он его опрашивает или допрашивает. Разница в том, что, когда от гражданина принимают объяснение, опрашивают — это значит проводится предварительная проверка и вопрос о возбуждении уголовного дела только решается. Когда же заполняют протокол допроса, значит дело уже возбуждено. Следователи возбуждаются быстрее и проще, не как в дознании, с постоянной оглядкой на прокуратуру. Они, всё-таки, лица, куда более не зависимые в этом отношении, нежели коллеги из дознания.

«Адвоката не предлагают, значит пока, наверное, просто опрашивают. А хотя, пока они денег не найдут, им в суд идти не с чем! Сейчас просмотрят видеозапись и тогда приплыли…» — Габоронов пытался понять, что на уме у его, уже, наверное, бывших коллег. Хотя какие коллеги? Это было три разных ведомства! Следственный комитет при прокуратуре, Управление собственной безопасности и отдел дознания. Когда случается что-то глобальное в отношении страны, все русскоговорящие должны считаться братьями и сёстрами! И объединится против врага! Когда этого нет, похоже разъединение имеет постоянное действие… И, порой, люди готовы перегрызть, друг друга просто стоя в одной очереди за хлебом. Никакие они не коллеги! У всех разные интересы!

На протяжении пары часов, следователь задавал одни и те же вопросы о произошедшем сегодня утром и о встрече с Духовским накануне. Параллельно в кабинете находились сотрудники УСБ, которые встревали в диалог, но в более грубой форме. Было понятно, что все ждут мастера по видеонаблюдению. Видеорегистратор находился на отдельном столике в кабинете следователя. Габоронов ощущал его боковым зрением и сто раз прокручивал в голове, как подорвётся со своего места, возьмёт данную технику и шарахнет со всей силы о пол, чтоб всё разбилось в дребезги и у них не осталось ни одного доказательства в данной провокации. «Пусть потом доказывают, что это я сделал! А разобьётся ли жёсткий диск, установленный в этом предательском металлическом корпусе видеорегистратора? Скорее всего нет. И тогда всё будет ещё хуже! А куда хуже?» — напряжённого мышления Габоронова хватало на двадцать минут, потом нужно было «не о чем не думать». За это время однозначного выхода из данной ситуации дознаватель найти не мог.