Шесть дней из жизни дознавателя

«А где руководство? Где хотя бы Смирнова? Я же всё-таки милиционер! Все как будто сразу смирились, что я виновен! Смирнова — смирилась, вот происхождение её фамилии. Похоже от неё поддержки не жди, раз до сих пор не появилась! По идее, я сотрудник милиции, ко мне подбежали другие ведомства, скрутили и утверждают, что я негодяй. И всё? Этого достаточно? Все сразу разочаровались во мне и отвернулись? Где все?» — мозговая активность вновь погрузилась в глубины душевных терзаний и разочарований в людях…

Примерно к четырнадцати часам, двадцать четвёртого августа две тысячи десятого года, все немножко выдохлись. Следователь клацал мышкой, что-то печатал на клавиатуре, не задавая вопросов Габоронову. В кабинете остался один оперативник, сидящий напротив дознавателя. Дознаватель же мечтал оказаться сейчас где угодно, только не в этом кабинете и не по данному коррупционному вопросу сидя в наручниках.

Следователь периодически выключал кондиционер. Поскольку он был установлен таким образом, что дул именно на него, от чего, последний, судя по всему, опасался, что его продует. Поэтому сидящие в кабинете, периодически потели от жары…

Жара. Не просто жара, а как в сауне. Воздух просто обжигал. Жажда. Во рту всё пересохло. Вокруг было скудное количество не высоких деревьев с широко раскинутыми ветвями. В воздухе чувствовался миллион песчинок, но окончившийся вихрь позволил постепенно упасть им вниз. Резко всё замерло. Ни звука. Земли, в привычном понимании тоже не было, был твердый песок. Песок красного цвета, с незначительными редкими сухими травинками. Вокруг не было видно никаких признаков жизни: ни людей, ни зданий, ни сооружений — лишь злая природа, которая не сулила ничего хорошего.

Никаких адекватных объяснений Габоронову, который только что находился в наручниках в кабинете следователя, не приходило на ум. Умер, сошел с ума, в аду — эти дежурные слова, прокрутились в его голове.

Габоронов, стоял в своей одежде в очень жарком пустынном месте, в котором было очень мало растительности и не понимал: где он, когда он и жив ли вообще в привычном понимании.

Он дышал. Воздухом. А точнее обжигающим воздухом и так и не мог осознать, что происходит. Фраза «то ли я умалишенный, толи лыжи ни едут» — сейчас очень подходила этому человеку, стоящему в джинсах и рубашке в жаркой пустыне, но никому в тот момент она не пришла в голову, потому что вокруг не было живых существ.

От сильной жары он стал снимать с себя рубашку, перемещаясь под ближайшую акацию, расположенную в метрах десяти от места, где он оказался. Но наручники не давали это сделать. Тогда он снял рубашку как футболку и намотал её на металлические кандалы на его руках, тем самым прикрыв их. Джинсы он пока не осмелился снять, туфли тоже, хотя очень хотелось, ноги просто горели. Он присел на твёрдый песок. Находясь в шоковом состоянии начал осматриваться.

Его радовало одно, что он чувствовал свое тело — признаки жизни. Но и насторожило и то, что он не знал, а как себя чувствует человек без признаков жизни…

— Да что ж это такое? Что со мной? — промолвил вслух Габоронов.

«Потеря сознания, сон, что же?» — начал перебирать варианты Сергей. Стало ещё жарче от размышлений. Ещё и страшно. Дикий страх вдруг окутал его — в глубине души он заподозрил, что умер. «А как же жизнь перед глазами? Тоннель, в конце которого свет?» — размышлял Сергей об общепринятом мнении, согласно которому перед смертью должно всё это показаться. «Боль! Говорят, если чувствуешь боль, то живой!» — обнадежил себя Сергей и тут же попытался правой рукой сдавить большой палец левой руки. Но не смог этого сделать из-за намотанной на наручники рубашки. А где гарантия, что и это общепринятое высказывание правдиво? Что вообще правдиво и правильно? Кто это устанавливает?

Перед ним появилась Габоронова Юля. Она была так красива! Так прекрасна! Она улыбалась! Светилась! Но вдруг, её лицо стало серьёзным…

— Где твои дети? — вдруг спросила она.

— Дети? Юлька, у нас же нет детей, — Сергей не понимал почему она это спрашивает, ведь о детях они только разговаривали при её жизни, планировали их, но, как оказалось, это не так-то просто, чтобы они появились. Габоронов часто видел на дежурствах различных алкашей, живших в вечной вони и духоте, которые питались только одной водкой, но почему-то у таких всегда было много детей! Они рожали их также легко, как и случайно беременели от всех подряд! А они с Юлей, молодые и здоровые, никак не могли зародить хоть одну желанную жизнь…