Клёпкин начал плакать. Габоронов с Шикуновым находились как в тумане. Для осознания сказанного Клёпкиным нужно было сосредоточиться, но всё было как во сне… Одно дело раскрывать преступления с чужими людьми. А другое, воспринимать информацию, касающуюся тебя лично.
После пятиминутной паузы, перекура прям в кабинете уголовного розыска, все по не многу стали возвращаться из воспоминаний. Каждый из своих. Кто из студенческой жизни, кто из ранних лет милицейской службы, пытаясь переставить некоторые факты из прошлого, представление о котором Клёпкин поменял.
Габоронов, например, только сейчас узнал, что Зефирка причастен к уводу от ответственности водителя, виновного в смерти его супруги. А Чёрный все эти годы как ни в чём не бывало ходил, поддерживал связь… Да ещё на днях просил Клёпкину привет передать, зная всё это! Габоронову теперь приходилось другими глазами смотреть на Клёпкина. Он понимал его как никогда! Потому что сам был в ситуации, когда Зефирке нужно было решить вопрос с преступлением.
— Давай теперь эмоции в сторону, рассказывай, как ты это сделал? — Шикунова интересовали детали убийства.
— Как сделал? — задал сам себе риторический вопрос Клёпкин, — Позавчера мы втроём были в кабинете УСБ. У них тут оказывается кабинет есть в городе, там, где и комитет расположен. Они проговорили все детали, как будут Серёге деньги передавать. Зефирка соврал, что Серёга назначил встречу утром перед работой около магазина. Зефирка просто знал, что ты обычно в этот магазин за сигаретами ходишь каждое утро. Уж не знаю от куда. Видел, может сам, не знаю. Решили там, в якобы назначенном тобою месте, деньги и передать. Зефирка сказал, якобы ты захотел, чтоб деньги были в характеристике, в файле, чтоб на улице выглядело всё естественно. Духовскому показали диктофон, сказали одеть что-нибудь с передним боковым карманом, чтоб записать разговор. Узбеки наказали произносить по больше фраз, которые покажут на твою, Серёга, заинтересованность. В идеале, чтобы ты спросил вся ли сумма там, что-нибудь про деньги. Они то думали, что ты и правда с Духовским договорился. Оттуда я, Чёрный и Духовский поехали в «Престиж», там до вечера сидели. Я переживал за Серёгу, думал тысячу раз позвонить, предупредить. Но не решался, боялся Чёрный узнает об этом и тогда мне хана. Я и телефона то твоего не знаю, за эти годы контактов не осталось твоих. Подумал буду узнавать у общих знакомых, Зефирка ещё как-нибудь об этом узнает, не простит. В общем я не знал, что делать, как тебя предупредить. Ничего путного не придумал. На утро, я заехал за Зефиркой и мы расположились неподалёку от магазина, когда с тобой это всё произошло. К обеду я отвёз его домой, он пересел в свою машину, и мы разъехались. Я уехал домой. Почувствовал себя такой тварью. Я же чувствую свою вину за ДТП, как я поступил с тобой, прекратил дело, экспертиза эта ещё… А тут снова ты под ударом. И снова Чёрный. Меня и накрыло. Обида такая! Злость! Сколько это будет продолжаться? Я подумал куда уже нам дальше отступать, он уже тебя, Серёга, в тюрьму посадил. Зефирка же и меня не отпускал никуда с маминой конторы. Я же понял уже, что до конца жизни буду на него работать. Мне и за себя обидно стало. Я решил всё это прекратить. Но по-тихому. Сделать всё чисто. У меня была одна идея. Я же знаю его распорядок дня. Знаю, что он ремонт у себя в квартире затеял. Я хотел выдать всё за несчастный случай. Я не хочу в тюрьму, помогите мне, пожалуйста…
У Клёпкина снова начали сдавать нервы. Он плохо умел держать себя в руках в критических ситуациях. Это каждый из нас храбрец, пока не оказался перед должностным лицом, которое может и присадить. Шикунов понимал, что Клёпкин должен успеть всё рассказать, пока, например, не замкнулся в себе, не передумал откровенничать. Впоследствии он может и отрицать свою вину. Нужно было сейчас вытянуть с него подробности и детали, чтоб знать, на чём основывать доказательства. Клёпкин начал не с убийства, а с подставы Габоронова. Шикунову это тоже было интересно, но подробности смерти Чёрного сейчас были важнее.
— Не переживай, Антон, ты рассказывай. Чтоб тебе помочь, нам нужны детали, — поддерживал Шикунов Клёпкина.
— Ремонт он затеял капитальный, ему убрали весь пол до бетона, проводку меняли, розетки переносили. Я и подумал, нужно сделать всё так, как будто его током убило, якобы он взялся за какой-нибудь провод, торчащий из-за ремонта. Рабочие у него работали где-то до шести, у них был ключ от его квартиры. Сам он не стал к родителям переезжать несмотря на то, что там всю квартиру разворотили. В общем возвращался он домой тоже около шести. Хоть это и было самое время, когда люди вечером туда-сюда шныряют, но мне нужно было успеть, когда он будет в душе. А он его всегда принимал, когда возвращался домой. Я одел спортивные штаны, чёрную футболку, кепку, солнцезащитные очки. Взял с собой красную кепку и красные кроссовки. Помнишь, Серёга, нас в универе учили, что люди запоминают самую яркую деталь из одежды человека? А лицо даже вспомнить не могут!