Шесть невозможных невозможностей

– Можем его загнать, заменить на копию, сделать фальшивые паспорта, купить билеты до Лос-Анджелеса, состряпать фальшивые права, с ветерком прокатиться по Америке до Нью-Йорка и вернуться к началу десятого класса. Что скажешь?

– Есть одна загвоздка – мы не сможем состряпать фальшивые права.

– Ты представь, бескрайние просторы…

– Хочешь посмотреть мою комнату?

– Ну да.

Мы идем наверх. Следом трусит Говард.

Моя спальня на верхнем этаже в задней части дома. В ней два больших створных окна, а прямо за ними – дерево. Пока Фред проверяет Говарда на знание команд – у того в активе «сидеть» и «кувырок» – и знакомится ближе, я думаю о том, что, будь это кино, я бы в какой-то момент обязательно вылез из окна и спустился по дереву. Но это жизнь, и мне совсем не хочется сломать себе шею, поэтому я хожу по лестнице. Можно подумать, я живу настолько бурно, что вынужден постоянно удирать и все такое. Мама была бы счастлива, отпросись я куда-нибудь – она сама отвезла бы меня туда. Ее гложет чувство вины, потому что мне пришлось сменить школу из-за нашего финансового краха. Потому что я умный и т. д. Тут углубленное обучение, там ускоренное. Ну, сами знаете.

Но за то время, пока я пребывал в спячке на скрипучей железной кровати, погребенный под горой старых пуховых одеял и орошая горькими слезами их полинялые узоры, я понял, что это – мой большой шанс сменить имидж и впредь держать ум при себе. А ускориться я всегда смогу частным порядком или даже немного притормозить. Круиз, побережье, поплескаться в воде – стоп, лишь бы не утонуть.

Фред щелкает пальцами у меня перед глазами.

– Очнись, у тебя вид как у зомби, – говорит он.

– Что?

– Я спросил, как себя ощущаешь насчет завтра.

– Дерьмово.

Фред кивает.

– Мне жаль, что пришлось уехать. Ты уже говорил с отцом?

Я мотаю головой.

– Дело не в том, что он гей. А в том, что он ударил в спину и – расстроил маму…

Фред понимает.

– Я знаю, что ты – не гомофобское быдло, Дэн.

– Просто так дико – мой отец.

– Понимаю.

– Мой отец – гей… – в моем голосе слышится потрясение. До меня еще не окончательно дошло, но возможность произнести это вслух дает облегчение.

– Я пока был в Лондоне, покопался немного. Такое случается чаще, чем ты думаешь. Ну, когда родитель с виду гетеросексуальный.

Для Фреда нет запретных тем. По складу ума он ученый. Всегда радостно хватается за хлороформ и начинает вскрытие. Но у меня все еще саднит, и я знаю, что он это понимает. Приоткрывает дверь, но не вламывается.

– Заходи после школы, если захочешь. Я иду только во вторник. План «Б» считает, что мне нужно постричься.

– Она ошибается, – говорю я.

– Я тебе кое-что привез. Только сильно губу не раскатывай. Это карандаш из Британского музея.

Я улыбаюсь, но сейчас при мысли о завтра меня начинает всерьез подташнивать. Я знаю, что Эстель ходит в мою новую школу, потому что тогда, в первый раз, увидел ее в школьной форме. А вдруг мы в одном классе? Что лучше: ужас или разочарование?

6

Такое ощущение, что я думаю об Эстель большую часть времени. Точно мне без спроса изменили настройки по умолчанию на «Эстель» или она стала скринсейвером моего мозга. Желание смешивается с (совершенно чуждым) благородным стремлением предложить Эстель лучшую часть себя. Загвоздка лишь в том, что я толком не представляю, что это такое. Но это должно быть нечто больше, чем актуальная сумма составляющих.

Во мне все бурлит, а я с ней еще даже не знаком. Что она обо мне подумает? Что я лузер? Может, прикинуться, что я не ботан?

А хуже то, что я не просто отстойный. Еще у меня дурацкий переходный возраст. Я не урод. Я почти уверен, что нет. У меня высокий рост, и я скорее худой. За последнее время я здорово вырос, но не стал крепче. Я спросил у мамы насчет протеиновой добавки, но, как можно догадаться, с нашим нынешним бюджетом, притом что она вся на нервах, ответ был отрицательным. Ну и опыта с девчонками у меня маловато, а точнее сказать – ноль. Я еще ни разу не целовался. А мне почти пятнадцать.

Мама протягивает мне ланч-бокс, поднимает глаза – да, я выше ее – и озабоченно говорит: «Просто будь собой». Собой. Собой? Да я понятия не имею, как это. Все это такая аморфная масса, которой я пытаюсь придать форму. И у меня нет никакого желания выставлять на обозрение общественности то, что я про себя знаю.

1. Лузер.

2. Ботан.

3. Папаша – гей.

4. Мать – одиночка, душевное здоровье под вопросом.

5. Без гроша в кармане.

6. Беглец из частной школы.

Я не хочу, чтобы меня судили или жалели; я просто хочу побыть в тени, пока осматриваюсь.

В моей старой школе имелся стандартный набор из качков, зубрил, ботаников, неформалов и крутых. Еще были носки-разнопарки вроде меня. Технически меня следовало бы отнести к ботаникам, но с ними я тусоваться не стал бы ни под каким видом.

Положение «в остатке» не способствует установлению прочных связей, так что это чистое везение, что мы с Фредом стали друзьями.