Шесть цифр

Можно сказать, что Гермионе повезло. Возможно, везение Гарри распространилось и на нее. Девушка, попав в барак, обрела советчицу — более старшую женщину, проведшую в лагере целый год. Эта советчица была «политической» из Франции, куда Гермиону поместили вместе со всеми, она говорила по-французски и знала, как себя правильно вести, чтобы выжить.

В то, что ее могут убить просто так, избить за любой косой взгляд, Гермиона поверила очень быстро, испытав на себе плеть надсмотрщика, которому показался испуганный взгляд слишком дерзким. Такой боли бывшая уже мисс Грейнджер не испытывала никогда.

— Нельзя смотреть им в глаза, — объяснила Мария, каким-то чудом еще помнившая, как ее звали. Гермиона же как-то очень быстро начала забывать, ведь она была номером.

Сначала когда-то мисс Грейнджер работала на «заготовке волос», узнав, что происходит со всем состриженным, затем ее назначили прислуживать офицерам. От них могло перепасть немного еды, ведь голод стал постоянным спутником Гермионы. За месяц или около того, она сильно похудела, став очень тощей, но сама этого не замечала. Все желания Гермионы сводились теперь к «поесть хоть что-нибудь» и «не подставиться под удар». Кроме плеток, могли избить розгами, а развлечения офицеров зачастую были совсем непонятными — на девушку надевали собачий ошейник и выгуливали на поводке, жестко наказывая за «несобачье» поведение.

На работе в крематории девушка впервые увидела это — детские головы. Пепел, оставшийся от тел, кости и почти нетронутые детские головы. Завизжав в первый раз, Гермиона попала в свой барак фактически без сознания — так ее избили. Но, как будто этого было мало, однажды девушка попала в другой барак, о котором запомнила немногое: белые халаты, говорящие о врачах, очень болезненные процедуры, какие-то уколы, от которых потом начинались судороги.

— Kein Jude,Не еврейка (нем) — закончив с исследованиями, посмотрел на дрожащее голое тело эсэсовец в белом халате.

— Kann im Bordell arbeiten?Может работать в борделе? (нем) — поинтересовался его коллега.

— Wenn Platz frei wird,Когда освободится место (нем) — кивнул «доктор». — Jungfrau,Девственница (нем) — бросил он.

Куда ее хотят отправить, Гермиона очень хорошо поняла — о лагерном борделе женщины мечтали. Но вот ее внутреннее ощущение, остатки гордости протестовали против того, что неминуемо должно было случиться. Вот то, что она девственна, могло сыграть свою роли, но, к счастью, эсэсовцы в «медицинском» бараке побрезговали, просто решив эту «проблему» каким-то металлическим предметом, а затем что-то еще сделав, отчего боль стала такой сильной, что девушка почти не могла двигаться несколько дней.

— Я слышала, тебя собираются перевести в бордель? — поинтересовалась наставница. — Это большое везение, ты сможешь прожить подольше!

— Но я не хочу! — всхлипнула Гермиона.

— Во-первых, тебя никто не спрашивает, — ответила женщина. — Во-вторых, ты уже не можешь чего-то не хотеть!

-Но… но… но… — девушка отчаянно не хотела такого, но, видимо ее наставница решила показать Гермионе, что ту ждет, если она не согласится.

В понимании женщина, она действовала в интересах имеющей шанс выжить девушки. Поговорить со старшей по бараку, Мария объяснила суть проблемы, после чего из Гермионы «гордость» начали просто выбивать. Француженка считала, что девушка еще юная и совсем не понимает, что такое «жить» и чем это отличается от смерти. Гермионе предстояло пройти издевательства еще и в бараке.

День накладывался на день, но в бордель, нависший страшным призраком над девушкой, ее так и не переводили, взамен она стала выходить за пределы лагеря — во внешнюю часть. Что помогало задуматься о побеге, но только задуматься, потому что при побеге ее ожидал путь в трубу крематория, возможно даже живьем.

— Тебе передал привет зеленоглазый, — услышала Гермиона, когда помогала переносить вещи тех, кого отправили в газовую камеру. В груди что-то всколыхнулось — Гарри! Гарри жив!

— А что сказал? — тихо спросила девушка.

— Сириус, что бы это ни значило, — грустно произнесла незнакомка, передавшая весточку.

Это могло значить смерть, но скорей всего — именно побег. И в душе Гермионы появилась надежда. Непонятно откуда она появилась, ведь дни уже слились в один и спасения точно не было. Иногда не было и сил… Гарри всегда всех спасал — это Гермиона помнила. Именно эта память позволяла девушке надеяться, ведь может быть, Гарри спасет ее еще раз?

Так прошел день, затем еще один, и еще… В жизни Гермионы была боль, голод, чтобы избавиться от которого, она уже была согласна на все — даже на бордель. Ей вдруг стало все равно, что с ней будет. Мария своего добилась — девушка приняла факт того, что себе не принадлежит. Француженка была довольна — «она мне потом спасибо скажет». На слезы у Гермионы просто не осталось сил, прежняя жизнь подернулась туманом, будто и не было ее.

***