Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова

Я провел ладонью от яремной вырезки до пупка.

Закончив, прикрыл глаза, потом резко открыл их, посмотрев ему прямо в зрачки, тяжело выдохнул и произнес:

— Да, не болезнь, острая травма, причем не абдоминальная, в брюхе чисто, а торакальная.

Тут Андрюха Кочетков как раз притащил листы назначений. Пауза эта пришлась весьма кстати и обалдение, в котором находился Дима, лишь усилила.

И конечно, он не давал мне работать, а все только крутился рядом и поминутно спрашивал:

— Не, ну как это? Ты чего, и правда экстрасенс?

Я прервался с капельницами и шприцами, строго на него посмотрел и выговорил:

— Дима, все эти истории про экстрасенсов — сказки для дурачков. Надо не в такую ерунду верить, а быть врачом и клиницистом!

Тут он уже совершенно растерялся. Закончив с назначениями, я решил продолжить свои эксперименты, собственно, меня к этому и призывали. Дима просто сгорал от нетерпения, а я повторил, чтоб он не вздумал обмолвиться и словом, что с ним приключилось, где и когда.

— Ну хорошо, — смилостивился я. — Так и быть! Обычно я это никому не демонстрирую. Кстати, никто здесь из наших про эти мои дела понятия не имеет. Скажешь кому — убью! Не хватало еще, чтоб ко мне очередь выстроилась. Тут и так перекурить бывает некогда!

Дима, не думая ни секунды, согласился.

Я уже не стал его крутить, как-то стало лень, а просто поставил ладонь ему на грудину и долго думал.

— Какая-то не резкая картинка, — сообщил я спустя минуту. — Так бывает, когда прилично времени проходит с травмы! Значит, с тобой это приключилось года два назад, а то и три!

Дима опять открыл рот.

Я снова начал хмуриться, вздыхать, моргать.

— Ага! Вижу гемоперикард, понятно, что из сердца будь здоров ливануло! Края раны ровные, канала нет, поэтому не огнестрел! Тут либо ножевое, или что-то подобное, острое, типа стекла!

Дима раскрыл варежку на максимум возможного.

— Нет, не стекло! — помотав головой, определил я. — Точно ножевое!

Дима прикрыл на мгновение рот и судорожно сглотнул.

— Да! Говорю же! По всему понятно, что времени много прошло! — как бы извиняясь, развел руками я. — Обычно сразу можно увидеть, если ситуация свежая! Ножевое вообще спутать сложно!

Дима заморгал часто-часто.

— Давай-ка подойдем к окну, тут как-то темновато, — предложил я. — А то руками много не увидишь!

Дима послушно проследовал за мной к окну, словно ослик за морковкой.

Я развернул его к свету, пощелкал пальцами над его макушкой:

— Посмотри наверх, вот сюда! Так, да, хорошо, только не моргать! Говорю же, не моргай, сколько сможешь! Все, теперь моргай! А теперь снова наверх посмотри! Да! Вот так! А сейчас резко посмотри вниз, только головой не шевели, одними глазами!

Дима выполнил эту безумную пляску глазных яблок, чреватую развитием косоглазия.

Я потер ладонью лицо, изображая навалившуюся усталость:

— Ну что я могу сказать. Точно, сердце. Теперь по отделам. Не правые, это понятно. Левые. Не желудочек. Предсердие. Да, левое предсердие. Повезло тебе. Кровищи вылилось — мама дорогая!

— Подожди! Да как же это? Да это же охренеть можно! Нет, это ж чума просто!

Я терпеливо все выслушивал, слегка морщась от досады, мол, да, я знаю своему таланту цену, но зачем уж так шуметь!

— Ладно, хорош тебе! — оборвал его я. — Возьми тонометр в ящике, чем болтать, ходи и давление всем по кругу измеряй!

Пока он этим занимался, я успел выписать на бумажки назначенные анализы для лаборатории и нарезать пластыри на подключички.

Как только Дима закончил с давлением, он, вполне ожидаемо, тут же принялся выпытывать, каким образом я все это определил.

Приняв вид утомленного гения, потерев переносицу, намеренно снисходительным тоном я произнес:

— Слушай, Дим, да все это фигня! На самом деле дифференцировать болезнь от травмы легко. Определить локализацию и характер повреждения нетрудно. Топографию повреждения самого органа — это, конечно, увидеть малость сложнее, но возможно.

Дима, с одной стороны, кивал как прилежный ученик, а с другой — смотрел на меня с невероятным уважением. Главное сейчас — не заржать. А то все испорчу.

Я поднялся со стула, всем видом выражая решимость:

— Короче говоря, если бы у меня все этим ограничивалось, то и ладно, подумаешь. Но я и еще кой-чего умею.

Дима замер и перестал дышать.

— Ладно, бог с тобой. Могу сейчас на тебе попробовать! Хотя это такой концентрации требует, я после неделю ничего не смогу, даже температуру определить с расстояния метра. Но еще раз предупреждаю — чтоб никому!

Я усадил Диму, зашел сзади, обхватил его голову руками и замогильным голосом начал:

— Думай только о том, где ты тогда лежал! В какой клинике или больнице. Только об этом! Я сказал — только об этом!!! Не о том, как это у меня получается, а только о том, где ты лежал!!!

Через несколько секунд я отбросил руки и как бы в изнеможении опустился на соседний стул.

— Все, кончай уже мозги морщить!

Немного отдышавшись, я начал:

— Лежал ты три года назад. В Москве лежал, не в области. Не в центре, не на востоке, не на юге. Там все пусто, не вижу тебя. Север? Да нет, не север. Скорее запад. Да, точно, запад! Запад… запад… Ага! Кунцево!