Читаем Шестая симфония полностью

СМЕРТЬ. Угу… Это тот, за чей счет ты бесплатно объездил всю Европу. На партитуре ты так и написал «Владимиру Шиловскому». А Пятую симфонию?

ЧАЙКОВСКИЙ (молчит).

СМЕРТЬ. Аве́-Лальману – твоему гамбургскому приятелю. Так на титуле в нотах у Юргенсона и написано «Теодору Аве́-Лальману». Шестая – Владимиру Давыдову, сыну сестры. А Четвертая, Петя?

ЧАЙКОВСКИЙ. Я посвятил ее Надежде Филаретовне!

СМЕРТЬ. Нееет… Ты написал: «Моему лучшему другу». Без имени, Петя.

ЧАЙКОВСКИЙ. Это была ее просьба! Она сама предложила, чтобы в посвящении было написано «моему другу», как и для Первой сюиты. Она не хотела афишировать наши отношения для широкой публики. Она хотела сохранить свое имя в тайне…

СМЕРТЬ. В тайне? Знала вся твоя семья, знала вся ее семья. Знали твои слуги, знали ее слуги, во всех домах и усадьбах. Знала вся консерватория. О какой тайне ты говоришь? Лучше вспомни, ведь это ты в своих письмах первым подводил ее к такому решению: «… быть может вам неприятно, чтобы ваше имя стояло на заглавии симфонии, то, если угодно, можно обойтись и без этого…»

ЧАЙКОВСКИЙ (молчит).

СМЕРТЬ. А ведь она любила тебя, Петя.

ЧАЙКОВСКИЙ. Она… Она не…

СМЕРТЬ. Она платила тебе шесть тысяч рублей, Петя! Шесть тысяч! Генералы не получали такого жалованья! Ты бесплатно жил у нее дома в Москве, а она после тебя ходила по комнатам и дышала тобой, твоим воздухом, Петя. Гладила клавиши рояля, к которым прикасались твои пальчики. Она знала все о твоих проблемах с желудком, о твоих вкусах – везде, где ты останавливался, она заказывала для тебя специальное меню. Оставляла наставления поварам, как тебя кормить. Во Флоренции она сняла для тебя виллу Бончиани, а сама жила напротив. Она дважды в день проходила мимо этой виллы, Петя! Только чтобы взглянуть, не стоишь ли ты у окна. Она была готова отдать тебе все, Петя. Но тебе… нужны были лишь ее деньги.

ЧАЙКОВСКИЙ. Ложь! Мерзкая ложь!

СМЕРТЬ. Ложь? (посмеиваясь)… Хорошо. А расскажи тогда, как закончилась ваша тринадцатилетняя «искренняя» дружба?

ЧАЙКОВСКИЙ. Она перестала мне писать.

СМЕРТЬ. Да… В своем последнем письме, она сообщила тебе, что обанкротилась. Извинялась, что вынуждена прекратить выплату твоей субсидии, и выражала надежду, что ты, хотя бы иногда, будешь о ней вспоминать. Что ты на это ответил? (иронично, кривляясь) «Неужели Вы считаете меня способным помнить о Вас только, пока я пользовался Вашими деньгами!..»

ЧАЙКОВСКИЙ. Хватит…

СМЕРТЬ. «…Неужели я могу хоть на единый миг забыть то, что Вы для меня сделали..?»

ЧАЙКОВСКИЙ. Хватит!

СМЕРТЬ. «…Нет, дорогой друг мой, будьте уверены, что я это буду помнить до последнего издыхания …»

ЧАЙКОВСКИЙ. …пожалуйста…

СМЕРТЬ. «Я рад, что именно теперь, когда уже Вы не можете делиться со мной Вашими средствами, я могу во всей силе высказать мою безграничную, горячую, совершенно не поддающуюся словесному выражению благодарность…» Это было – твое последнее – письмо.

ЧАЙКОВСКИЙ (сквозь слезы). Я пытался связаться с ней: и через ее сына Николая, и через Пахульского, но она не отвечала мне!

СМЕРТЬ. Да. Ты дважды осведомлялся у знакомых, как у нее дела. Вот такая прекрасная была у вас дружба. «Главная отрада» всей твоей жизни.

Оба какое-то время молчат.

А ты вообще кого-нибудь любил, Петя? Ты, вроде, был женат? Расскажи про свою жену.

ЧАЙКОВСКИЙ (сквозь слезы). Я не хочу с тобой говорить. Я не отвечу больше ни на один твой вопрос!

СМЕРТЬ. Да, не переживай ты так, Петя. Успокойся. Вот, выпей водички (подставляет поближе отравленный стакан).

Чайковский сначала протягивает руку к стакану, затем отдергивает. В бешенстве пытается покинуть сцену, выйти за круг света.

СМЕРТЬ. Не хочешь разговаривать? Что ж, давай помолчим. В нашем распоряжении вечность.

Молчат: Смерть – отстраненно, безразлично;

Чайковский – беспокойно, мучаясь.

СМЕРТЬ (поет).

«Соловей мой, соловей,

Голосистый соловей.»4

ЧАЙКОВСКИЙ. Нет! (бросается на Смерть, хватает за грудки) Нет! Только… не эту! Только не эту… (медленно возвращается на место) Ну, не мучь ты меня! Отпусти, прошу…

СМЕРТЬ. Ты думаешь, это я́ тебя мучаю?..

Пауза.

ЧАЙКОВСКИЙ. Столько времени потеряно… Не успел сказать и десятой доли того, что хотел сказать… А теперь… только смерть впереди… Расскажи мне… Расскажи мне о будущем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии