Из газетных вырезок, полученных от Аталии Айзнер, я знал, что Марина Веславская моложе меня на год, но, увидев ее, понял, что она страдает симптомом многих русских женщин: в тридцать они выглядят на двадцать, а в сорок похожи на шестидесятилетних. У женщины, открывшей мне дверь, был худой торс, словно по ошибке помещенный на массивный таз, а ее очкам позавидовал бы любой астроном. Впрочем, в глазах, утомленно глядевших из-за стекол, читался ум.
– Да?
– Госпожа Веславская? Я хотел бы поговорить о вашей дочери.
– Моя дочь умерла.
– Я знаю.
У нее за спиной появился очень загорелый мужчина, босой, в шортах и майке. Он уставился на меня внимательно, но без неприязни.
– Вы из полиции? – спросила она.
– Нет. Я веду частное расследование. Разыскиваю девочку, которая пропала так же, как ваша дочь.
– Частное расследование?
У нее это прозвучало скорее как «частное рашшледофание», но, судя по всему, она поняла, что я имею в виду.
Они с мужчиной обменялись несколькими быстрыми фразами на русском, после чего она открыла дверь и впустила меня в квартиру. Вид гостиной меня ошеломил. Чистые прямые линии, красные японские кресла на фоне белоснежных стен. Такую гостиную можно увидеть в Нью-Йорке или в каталоге модной мебели.
– Красивая квартира.
– Вы рассчитывали обнаружить книжный шкаф и диван, подобранный в свалка?
Как и многие новые репатрианты, она путалась в грамматике, но ошибиться в ее сарказме было невозможно. Она заметила мое смущение и рассмеялась. Смех на мгновение разгладил ее морщины, явив облик очень привлекательной женщины, какой она, наверное, была лет десять назад.
– Вы не думали, что вы, как это… ненавидеть чужих?
– Расист?
– В Москве я работала архитектором. Если знать, как подбирать вещи, можно сделать красиво за мало денег.
Она достала из лежащей на столе пачки сигарету. Загорелый мужчина сел и безмятежно свернул себе косячок. Он вроде бы не обращал на нас внимания, но что-то в его позе говорило, что он прислушивается к каждому нашему слову.
– Через два года после исчезновения вашей дочери пропала еще одна девочка. При схожих обстоятельствах. Я ищу ее.
– Схожих?
– Почти таких же. Ее похитили на улице. Посреди дня.
– А на кого вы работать?
– Меня наняла ее мать.
– Бедная. Передайте ей от меня: «Бедная». Ее дочь умерла. Как Надя.
– Она думает, что нет.
– Мы тоже. Миша искать ее каждую ночь. Не спать целую неделю. С друзья с работы.
Миша едва заметно кивнул, подтвердив мое предположение, что он понимает каждое слово.
– Когда вам стало известно, что с ней произошло?
– Два года позже. Приходить одна полицейская и еще психолог. Сказать, что нашли Надя мертвый в песках Ришон-ле-Циона. Я ходить с Мишей, узнать тело. Сначала думать – не она, слишком большая. Раньше, когда она исчезла, я все время думать, что никогда не узнаю, как она большая.
– Она выглядела нормально?
– Да, нормально. Не так, как будто ей делать плохое. Почему вы спрашивать?
– Мы полагаем, что похититель убивает девочек не сразу…
Я пожалел об этих словах еще до того, как их произнес, но было уже поздно. Она впилась в меня пристальным взглядом, пытаясь переварить мысль, что над ее дочерью надругались, потом встала и быстрым шагом вышла из комнаты. Миша окинул меня долгим взглядом, в котором читалась странная деликатность.
– Вы идиот.
– Вы ее отец?
– Нет.
– В деле записано, что она жила с матерью.
– Когда мы приехать в Израиль, то записались раздельно. Так было легче с министерством внутренних дел, потому что Марина – еврейка, а я – еврей только наполовину. Но в России мы были женаты. Мы знакомиться, когда Наде было два года.
– А где ее настоящий отец?
– В России. Он прислать Марине письмо. Говорить, что она во всем виновата.
– Она знает, что это не так.
– И знает и не знает.
Высказав эту глубокую мысль, он вернулся к своему косяку, глубоко затянулся и предложил мне. Памятуя о долгом обратном пути, я отказался. В гостиную, держа очки в руках, вернулась его жена. Она умылась и освежила свой вид с помощью карандаша для век. И снова мне представился образ женщины, какой она когда-то была: молодая архитекторша, желанная гостья на всех этих прокуренных вечеринках, где изысканные женщины в черных платьях вели хрипловатыми голосами интеллектуальные беседы.
– Вы хотеть задавать мне вопросы?
– С вами все в порядке?
– Нет. Но я могу отвечать.
– Где вы были, когда она исчезла?
– Здесь. Я давать ей завтрак, хлопья, ну, эти, с петух на коробке. Потом она говорить, идти к своей подружке, Ниве, в дом на углу. Я ей поцеловать. От нее пахнуть молоком и немного зубная паста. Детский запах.
Описание полностью совпадало с историей исчезновения Яары Гусман.
– Когда вы поняли, что она исчезла?
– Мама Нивы звонить мне на работу, говорить, что она не пришла.
– Вы запаниковали?
– Запа… что?
– Вы испугались?
– Вначале не очень. Я звонить Мише, он идти искать. Потом он звать друзья, чтобы помогли, но не звонить мне до полдень, чтобы я не волноваться.
– Они не заметили там никого чужого?
– Нет. Только один ребенок говорить, что видеть машина. Синяя, быстро едет, но он не видеть, кто внутри.
– Синяя? Как полицейская?