Он знал, чем она живет, как знал, чем живут остальные. Он изучил ее навыки, ее историю. А значит, понимал, что, когда она, проходя мимо по лестнице или коридору, задевала его руку своей, это было всего лишь верхушкой невообразимо огромного айсберга. Однажды Париса налила себе бокал и неподвижно устроилась в противоположном от Далтона конце комнаты. Молча пригубила шампанское, давая вкусу разлиться на языке. Она ощущала вибрацию мыслей Далтона, напряжение в воздухе, не позволяющее ему сосредоточиться: он восемнадцатый раз перечитывал одно и то же предложение.
Сегодня Далтон был в читальном зале один. К своей чести, он не вздрогнул от неожиданности, увидев Парису, но еще ему хватило ума не выдать и своего облегчения.
– Не стоит, – предупредил он, откидываясь на спинку стула. Правда, не уточнил: приходить сюда или приближаться к нему. Однако Париса пришла и приблизилась. Спорить он не стал, никак не выдавая даже намека на несогласие. В настоящий момент его разум был как запечатанное хранилище.
Париса по опыту знала, что долго он не продержится.
– Выглядишь усталым, – сказала она, приближаясь и проводя пальцами по деревянной столешнице. Коснулась уголков книг, кожей ощущая мысли на самой поверхности его разума. Провела рукой по предплечью Далтона, скользнула к плечу и задержалась там на мгновение, а он закрыл глаза. К тому времени они сталкивались уже бессчетное количество раз; жесты эти были невинны, но память делала половину работы.
– Что-то не так?
– Тебе не стоит здесь находиться. – От краткого прикосновения кожа Далтона покрылась мурашками. Не все зависело от телепатии.
– Я думала, что правил нет.
– Я бы не назвал это правилом.
Жаль, но ему так шла сдержанность. Он был напряжен именно там, где нужно, готовый к сражению.
– Тогда что это?
– Нецелесообразные действия. – Он так и сидел, не открывая глаз, а она провела кончиками пальцев по его шее, задержавшись у впадины над ключицей. – Возможно, неверные.
– Неверные? – Ее пальцы нырнули под воротник и очертили ключицу.
– Не искушай меня.
Он резко перехватил ее руку.
– Ты осторожна, Париса?
У нее возникло чувство, что говорит он не о происходящем сейчас.
– А стоит быть осторожной? – спросила она.
– У тебя есть враги. Ты не можешь позволить их себе.
– Отчего же? У меня всегда есть враги. Это неизбежно.
– Нет. Только не здесь. Нет… – Он умолк. – Найди кого-нибудь не здесь, Париса. Не трать свое время на меня… Выбери кого-нибудь из класса, кого-нибудь надежного. Либо так, либо покажи, что ты не бесполезна.
– Зачем? – спросила она со смехом. – Не хочешь, чтобы я уходила?
– Не хочу, чтобы тебя…
Он резко умолк, распахнув глаза.
– Чего тебе от меня надо? – тихо спросил он и, не давая ей ответить, сказал: – Я дам тебе это, если будешь усерднее играть в игру.
Ну вот, снова это: едкое чувство его страха.
– Тебе нужны ответы? – спрашивал он. – Сведения? Ну? Что? Почему я?
Она высвободилась и поправила волосы у него на висках.
– С чего ты решил, будто мне что-то нужно? Далтон. – Ей хотелось произнести его имя, обкатать его, поэкспериментировать, и вот она назвала его, а на его лице отразились внутренние муки.
– Нужно. Я знаю это. – Он сделал резкий вдох. – Скажи, что именно.
– А если скажу, что не знаю? – пробормотала она, выходя из-за стула и откидываясь на крышку стола, в которую уперлась ладонями. Он, словно в трансе, будто собственные руки его не слушали, потянулся к ее бедрам. – А вдруг ты меня интригуешь? Вдруг я люблю загадки?
– Ну так поиграй с кем-нибудь другим. Нико. Каллум.
Услышав имя Каллума, Париса невольно ощетинилась, и Далтон поднял взгляд, нахмурился.
– Что такое?
– Ничего. – В царившем полумраке черты лица Далтона высвечивала одна-единственная настольная лампа. – Каллум мне неинтересен.
Далтон провел губами по ткани ее платья, по груди, под яремной впадиной. Закрыл глаза и снова распахнул их.
– Знаешь, я ведь видел, что он сделал. Я же наблюдал. – Далтон неопределенно повел рукой вокруг. – Тут повсюду чары наблюдения и охраны, и в то время я следил за вами двумя. Я все видел.
– Значит, ты видел, как он ее убил. – От тех воспоминаний Париса чуть не вздрогнула; вернее, вздрогнула бы, если бы не умела себя контролировать.
– Нет, Париса.
Далтон погладил ее по щеке, провел большим пальцем над скулой.
– Я видел, как она убила себя, – тихо произнес он, и, хотя момент был неподходящий (уж точно неправильный), Париса инстинктивно, порывисто притянула его к себе, чтобы он обнял ее.
Она лелеяла его тягу к ней, заставляя его желать ее, как наркотик. Одна капля – и он перешагнет черту. Он поддался легко и с охотой; в опасной близости от безумия. Ухватил ее за бедра и, распаленный, грубо уложил на край стола.
– Люди способны на противоестественные вещи. Порой темные. – В его голосе звучали голод, алчба, отчаяние. Он провел губами по ее шее, и она ахнула – как поступала бессчетное число раз до этого и как будет еще поступать. Хотя умудрялась сделать это всегда по-разному, а с Далтоном вышло даже непрофессионально убедительно.