Уолтер и ночной сторож вместе направились к телефону, предоставив Скейлзу провести всех через сцену, темную и неприглядную при свете единственной лампочки, горевшей высоко под самой аркой просцениума. Их путь отмечался полоской крови, тянувшейся вслед. И словно знакомый звук ног, шаркающих по сцене, разбудил его, Друри открыл один глаз.
– Что случилось с освещением?
Затем сознание вернулось к нему.
– О, так это финальная реплика… «Я умираю, Египет, умираю…» Последний спектакль, верно?
– Замолчите, дружище, – поспешил сказать Скейлз. – Смерть вам пока не грозит.
Один из таксистов оказался пожилым человеком, а от чрезмерного напряжения стал спотыкаться и задыхаться.
– «Прошу простить меня, что так тяжел я, – произнес Друри, – и не могу ничем помочь вам… Перехватите меня чуть ниже. Так станет легче…»
Улыбка вышла совсем кривой, но актерство вернулось к нему в полной мере. Ведь уже не в первый и даже не в сотый раз уносили его на руках со сцены театра «Кингз». Помощники вняли его совету и успешно спустились со сцены с противоположной стороны. Скейлз, тоже пытавшийся по мере сил внести свой вклад, чувствовал тем не менее несколько неуместное сейчас раздражение. Ну разумеется, даже в такой момент Друри принимал красивую позу. Отвага, сила воли, забота о других, а не о себе в первую очередь – все избитые театральные штампы он пустил в ход. Мог ли этот тип вообще вести себя естественно, даже перед лицом серьезной опасности?
Скейлз был глубоко не прав и несправедлив в своем раздражении. Друри обожал театральные эффекты в минуты реального кризиса, как обожают их девять человек из десяти, даже не будучи актерами. А Друри сейчас наглядно демонстрировал подтверждение собственных понятий о свойствах человеческой натуры. Его донесли до гримерной, уложили на диван, услышав слова глубочайшей признательности.
– Моя жена… – сказал потом Друри. – Она сейчас в Суссексе… Не напугайте ее, прошу вас. Она только что перенесла грипп… Сердце еще слабое. Ей противопоказано любое волнение.
– Хорошо, хорошо, ни о чем не беспокойтесь, – отозвался Скейлз.
Он нашел чистое полотенце и налил в таз воды. В комнату буквально ворвался Уолтер.
– Доктора Дебенхэмса нет на месте… Уехал на выходные… Блейк сейчас звонит другому доктору. Вот только боюсь, они все в отъезде. Что же нам делать? Нельзя властям допускать, чтобы все врачи покидали город одновременно!
– Я попытаюсь вызвать медика из полицейского участка, – сказал констебль. – Подойдите ко мне и положите большой палец руки туда, где я сейчас держу свой. Этот жгут ненадежен. Сожмите пальцы покрепче и ни в коем случае не отпускайте. Только сами, чего доброго, не упадите в обморок при виде крови, – добавил он с насмешкой и повернулся к таксистам: – А вам хорошо бы сходить и посмотреть, в каком состоянии та девушка за рулем. Я подал сигнал свистком, так что на месте происшествия уже должен находиться другой констебль. Что касается вас (это уже было сказано Скейлзу), то придется задержаться здесь. Мне понадобятся ваши показания об обстоятельствах аварии.
– Да, да, конечно, – ответил Скейлз, занятый манипуляциями с полотенцем.
– Мое лицо… – прошептал Друри, с беспокойством ощупывая себя. – Я не лишился глаза?
– Нет, это просто рана на поверхности кожи. Не стоит особенно тревожиться.
– Вы уверены? Мне лучше умереть, чем остаться изуродованным. Не хочу закончить свои дни, как Флорри. Передайте ей привет от меня… Смотрите веселее, Уолтер… Плохой финал представления, верно? Налейте себе выпить… Вы уверены, что глаз цел? Вы сами не пострадали, мой старый друг? Какая проблема свалилась на вашу бедную голову… Объявите об отмене спектаклей…
Скейлз, который как раз наливал виски себе и Уолтеру, который, казалось, готов был лишиться чувств раньше хозяина, вздрогнул и чуть не выронил бутылку. Отмена спектаклей. Да! Спектакль снимут с афиши. Всего час назад он буквально молился о чуде, чтобы прекратилось шоу. И оно свершилось. А если бы у Друри не хватило смекалки самому сразу перекрыть кровотечение, если бы он протянул с этим лишнюю минуту, то не только отменили бы спектакли на какое-то время. Не было бы и речи ни о каком фильме, а эта проклятая пьеса почила бы в бозе навсегда. Он одним глотком влил в себя неразбавленную крепкую жидкость и подал второй стакан Уолтеру. Создавалось ощущение, что он сам заставил события развиваться подобным образом, горячо желая этого. Кто знает, будь его желание чуть более настойчивым… Чепуха!.. Да, но доктора все нет, и хотя Уолтер пережимал артерию с лицом угрюмой смерти (что за выражение: «угрюмая смерть!»), кровь из более мелких сосудов продолжала сочиться, пропитав насквозь одежду и платок, заменявший жгут… Все еще оставался шанс, существовала вероятность, еще теплилась надежда…