Шестикрылый серафим Врубеля

– Может, и не было никакой «Богородицы», – с сомнением в голосе протянул художник. – Ее видел только Васнецов.

– Ну да, и пока Васнецов бегал звать Прахова, ты, Мишенька, снова написал поверх святого образа свою Дульсинею – все ту же наездницу Анну Гаппе на неизменном рыжем коне. И, между прочим, именно Савва Иванович, давая Мише заказы, помог поправить крайне шаткое материальное положение.

– Подрядил расписывать балалайки и абрамцевские лавочки? – скривилась журналистка.

Однако Коровина трудно было сбить с толку.

– Не только. Заказал декорации для домашнего спектакля и хорошо за это заплатил. Ах, какие получились декорации к «Саулу»! Савва Иванович предоставил полную свободу творчества – занимайся всем, к чему лежит сердце и тянется рука художника. Так что, как ни крути, а выходит, что Мамонтов благотворитель.

– Знаете, что я вам скажу? Как-то так получается, что на огонек в дом Мамонтова слетаются самые превосходные, самые прекрасные пчелы нашего времени. И Савва Иванович великодушно позволяет этим пчелам оставлять их бесценный мед в своих ульях, сам же этим медом и питаясь. Где декорации к «Саулу»?

– Как где? – растерялся Коровин. – Где им и подобает быть.

– Вы не ответили.

– После спектакля их сняли, свернули и выбросили. Зачем еще они нужны?

– Вот! Значит, декорации погибли. И после этого ваш Мамонтов – меценат?

– Это кто здесь выставляет меня подлецом и эксплуататором? – раздался глуховатый, с покашливанием, голос.

Александра обернулась и увидела стоящего в дверях приземистого господина средних лет в парижском костюме и лаковых штиблетах. Соблюдая необыкновенное достоинство, господин неторопливо приблизился к ней и замер, склонив набок идеально круглую лысоватую голову и не спуская с ее лица мерцающих совиных глаз.

– Я не произносила слова «подлец», – выдержав тяжелый насмешливый взгляд, твердо проговорила фельетонистка. – Я просто обрисовала ситуацию такой, какой она мне представляется. Имеет право человек высказывать свое мнение?

– Самой собой, человек на все имеет право. И позвольте полюбопытствовать, каково же мнение человека касательно творчества Михаила Александровича?

– Врубель – гений. Художник будущего. Декорации, балалайки, майолика – все это дела проходящие. Вот если бы нашелся воистину заботливый меценат, который предложил бы Врубелю не кусок хлеба и полную свободу, а собор и труд до изнеможения! Микельанджело, расписывая Сикстинскую капеллу, спал в сапогах, а закончив работу, снял сапоги вместе с кожей. Врубель ведь такой же. Разве нет?