Шестнадцать способов защиты при осаде

— Хорошо, — сказал я, — я понимаю твое положение. Прикинь свой убыток, я его тебе компенсирую. Если это не справедливость, то…

— Ты упускаешь главное! — Она закричала так громко, что напугала меня; я не хотел, чтобы у нее разошлись швы. — Мне ни к чему благотворительность, я хочу управлять своим собственным делом, а ты меня останавливаешь! Знаешь, что сделали эти ублюдки? Они приехали сюда с тележкой и забрали всю мою муку, все мое сушеное мясо, и инжир, и изюм, и оливки…

— Но тебе же заплатили, так?

— Конечно! Еще бы нет! Мне вручили дурацкий клочок бумаги — много он стоит. И это даже не часовые, не городская стража, не люди из ратуши — это Зеленые. Они пришли сюда и попросту ограбили меня — люди из моей же Темы. Скажи мне, Орхан, — какой смысл тогда стоять против варваров? Хуже-то точно не будет.

Айхма начинала действовать мне на нервы. Я призадумался, а что бы сказали ей на моем месте Фаустин или Нико, — и выдал следующее:

— В конце концов, для тебя сейчас никакой разницы нет, так? Пока не поправишься, всё равно не сможешь ты вести дела своей питейной…

— Больше здесь не показывайся, — произнесла она убито.

— Что?

— Считай, я выписала тебе запрет. Забери свой ужасный паршивый чай — и пусть его тебе кто-то другой заваривает.

19

— Думаю, есть вероятность, что ты был прав, — сказал Нико.

Его тон, полный неохотного уважения, напугал меня.

— В чем?

Мы стояли на стене, осматривая починенный вал, возведенный из мягкого, наскоро обожженного кирпича. В теории, при таких материалах, если этот участок вновь попадет под обстрел, вал рассыплется, а не разлетится на миллион острых убойных осколков.

— Ты был прав, когда говорил — они кого-то ждут. Я сомневался, а теперь вот — верю тебе. Похоже, так оно и есть.

Я почувствовал себя так, будто меня только что короновали.

— Спасибо за признание.

— Думаю, — продолжил Нико, — требушеты готовили к его прибытию. Ими не должны были пользоваться до того момента, но, когда мы сожгли их башню, они разозлились. Они почувствовали — нужно что-то сделать, чтобы укрепить боевой дух. Но у них не вышло.

На проклятой возвышенности впереди вражеские силы трудились вовсю, сооружая семь новых требушетов. На глаз прогресс казался неспешным, и я предположил, что таких опытных плотников, как у нас, у врага нет. Когда живешь тут, забываешь, но Город — это, вообще-то, сердце мира. Естественно, у нас — все самое лучшее.

— Я думаю, — сказал Нико, — этот кто-то, кого они ждут, не будет счастлив, узнав по прибытии, что главное преимущество им уже упущено. Будь у них семьдесят требушетов вместо семи…

— …мы бы разнесли их на куски градом каменных шаров, — сказал я. — Этого он тоже не ожидал. Вся бравада держалась на том, что они смогут стереть нас в пыль с четырехсот ярдов, ведь максимальная заявленная дальность наших орудий — двести пятьдесят. Он считал, что они смогут пробить стену огнем из требушетов, — и опять-таки промахнулся. Да мы ему солдатские жизни сэкономили. Избавили от позора.

Нико улыбнулся.

— Может быть, — пробормотал он.

Я услышал шаги позади себя; кто-то поскользнулся на гладком камне лестницы и, спасая равновесие, ухватился за стену. Поразительно, как такая мастерица в ремесле, как Труха, умудряется быть настолько неуклюжей в быту.

— Прошу прощения, у вас найдется минутка?

Что-то явно беспокоило Нико — в его глазах виднелись панические искорки.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Пойду проверю кое-что. — И он припустил по лестнице вниз, чуть не сбив бедную девушку с ног. Опа, подумал я. Мог и ошибаться; я часто ошибаюсь.

У Трухи при себе было что-то завернутое в одеяло.

— Что это? — поинтересовался я, кивком указав на вещицу.

Она развернула сверток и показала мне что-то вроде железного крючка — с кольцом, чем-то вроде скобки и обтрепанным концом веревки.

— Это пусковой механизм одного из их требушетов, — сказала она. — Лисимах принес его как трофей. Вам же докладывали?

О чем-то таком я смутно припоминал.

— Давай-ка посмотрим…

Штука повергла меня в религиозный трепет: утонченные, образованные люди вроде вас такой обычно ощущают, когда слышат пение монахов Серебряной Звезды или видят облачение Мономаха. Мой был инженерного толка. Вещица до ужаса, до одурения проста, о чем я и сообщил Трухе.

— Потрясающе… Дергаешь за веревку, крюк выскакивает из кольца, которое скобкой прикреплено к балке с грузом, — и вперед. Какая тонкая работа — и какая умная. Но все равно балка сломалась. Напряжение на оси…

— Я уже подумала об этом, — перебила меня Труха и вытряхнула из рукава медный узкий тубус. Из тубуса в свою очередь появился скрученный в трубочку лист бумаги.

Есть у меня такой недостаток (в остальном-то я просто непогрешим как Господь Бог) — если есть к чему придраться, я обязательно придерусь. А здесь зацепиться было не за что. Хоть я и пытался изо всех сил, долго храня молчание и разглядывая чертеж. — Я что-то упустила? — спросила Труха.

— Нет, — ответил я, глядя ей в глаза.

Она улыбнулась мне. Улыбка на ее хмуром, сосредоточенном лице — редкий гость. Весь ее облик как-то сразу переменился.