Шестнадцать способов защиты при осаде

Стоял разгар ночи — даже позже: тот час, когда пекари уже готовят жаровни к дневной работе, дозор собирает дерьмо по горшкам, а все остальные крепко спят. Но я не спал — нужно было разобраться с финансовой кутерьмой, хоть голова и весила как будто целую тонну и тянула отчаянно к земле. Выходило так, что у нас оставалось совсем уж мало денег, неприлично мало, — и нужно было придумать какой-то способ скрыть этот факт, пока не наступило утро и время встречи с казначеями. Я складывал столбики цифр в пятый, кажется, раз, когда какой-то дурачок постучался в дверь.

— Закрыто! — выкрикнул я.

Тишина в ответ — ну вот и славно. Я снова начал с верхней части колонки. Примерно на трети пути вниз стук раздался снова. В этот раз я откровенно нагрубил. Но крошечная часть моего мозга, самоотверженно посвятившая себя выработке и укреплению здравого смысла, настаивала на том, что никто из знающих меня людей не приволокся бы стучать в такой час без серьезного на то повода.

— Ладно, войдите, — вздохнув, сказал я.

Вошел Памфил. Он ничего на самом деле — даром что один из клерков Фаустина. До осады я пару раз сталкивался с ним — и удостаивался гораздо лучшего отношения, чем обычно получают млеколицые. Теперь он стал заместителем моего личного секретаря — и да, он знал, что в предрассветные часы меня лучше не беспокоить, если не случилось разве что второе пришествие.

— К тебе визитер, — сказал Памфил.

Я зевнул.

— Серьезно, что ли? Ради всего святого… — Вид у него, впрочем, был тревожный. — Ты же помнишь, что я говорил…

— Помню. — Памфил кивнул. — Её вы разрешили допускать в любое время дня и ночи.

Речь могла идти лишь об одном человеке. Который должен был находиться отсюда в полумиле — под ревностно-деспотичной опекой медсестер.

— Она здесь?..

— Внизу. Сказала, что по лестнице не сможет подняться.

Я вскочил, пролив чернила на ночные расчеты. Поморщился.

— Она одна или?..

— С ней две женщины и один мужчина — врач, похоже.

Поручив Памфилу вытереть разливанное море чернил со стола, я преодолел три до безумия долгих лестничных пролета. Айхма ждала в мраморном вестибюле. По дурацким эстетическим соображениям там не было кресел, поэтому она стояла, повиснув на плечах у двух медсестер. Врач из Тем, чье имя я не смог с ходу вспомнить, застыл рядом с лицом, полным тревоги.

— Какого хрена ты тут делаешь? — завопил я. — Тебе в постель нужно!

«Мы ей то же втолковывали» — читалось на лицах у медсестер. Бедные девочки. Я им искренне сочувствовал.

— Пойдемте все туда, — я указал на одну из шестнадцати здешних дверей, которые все вели в просторные приемные залы, каждая — размером с хороший сенокосный луг. Там-то кресла и скамьи имелись. — Нужно устроить ее поудобнее.

Во Дворце в каждой зале есть колокольчики, в которые звонят, дергая за шелковый шнурок. Я дернул так сильно, что оторвал к чертям — и только потом вспомнил, что либо распустил, либо переназначил девяносто девять процентов обслуги Дворца. Откликнуться на мой зов было попросту некому.

— Перестань суетиться, я в порядке, — проскрипела Айхма и взвизгнула как поросенок.

— Что с ней? — рявкнул я на доктора. — Это швы?

Он задрал ей подол платья, чтобы проверить, и Айхма влепила ему такую пощечину, что эхо отразилось от самого потолка. И бровью не поведя, тот отчитался кратко:

— С ней все в порядке.

— О чем вы только думали, отпустив ее сюда в таком состоянии? — накинулся я на него.

Он ничего не ответил, даже не посмотрел на меня. И поделом.

— Вы трое… убирайтесь.

Это сказала Айхма, не я. Помните, я рассказывал вам про Огуза, моего друга детства? Так вот, только он и она — люди, знакомые мне по жизни, для которых характеристика «прирожденный лидер» не прозвучит пустой похвалой. Доктор оглянулся на меня, и я кивнул. Бедняга достаточно натерпелся. Он ушел, и обе медсестры последовали за ним.

— Ничего не говори. Слушай. — Айхма поморщилась. — Чуть больше чем через час, когда колокола начнут звонить заутреню у Серебряной Звезды, Зеленые спалят к чертям штаб Синих.

Я не подарок, но, если слышу явно правдивые плохие новости, не спорю и не требую неопровержимых доказательств. Хватило взглянуть Айхме в глаза, и я понял, что она говорит серьезно. Выбежав в вестибюль, я стал выкрикивать имена одно за другим: Нико, Артавасдус, Гензерик, Менас… нет, погодите, он мертв. И тишина поначалу в ответ на мои призывы повисла такая же мертвая — но через показавшийся вечным миг сапоги моих подданных торопливо застучали по мрамору.