Шестое чувство

— Послушайте, Нерусский, — заговорил он, и в его тоне я уловил нотки доброжелательности. — Я не знаю, каким образом вы хотите раскрутить это дело, но я очень бы хотел надеяться на успех вашего предприятия. Потому и решил помочь вам. Я знаю человека, описание которого вы сообщили следователю Пронину. Это некто Козлятин из дома 29 по той же Мурановской улице. Квартира, по-моему, сорок три.

Вот так-так! Неприятность с задержанием неожиданно обернулась удачей. Вот и не верь после этого в случай!

— Спасибо, сержант, — тряхнул я его руку. — Огромное вам спасибо.

— Это еще не все, — прервал он меня. — Несколько штрихов к портрету. Козлятин — окончательно спившийся тип, нигде не работающий, вечно ошивающийся у винного магазина на улице Коненкова — здесь недалеко, минут десять ходьбы. Холост, как, впрочем, и два его дружка — Пауков и Мокроносов, а то что они его дружки, сомнений у меня не вызывает: мы несколько раз брали всю эту теплую компанию за распитие спиртных напитков в общественном месте. Бывший моряк, о чем говорит его тельняшка, а также кличка — «Боцман». Вспыльчив, не пропускает ни одной драки, есть сведения, что ворует по мелочи, но пока что уличен не был. Вот, пожалуй, и все.

Я с благодарностью взирал на сержанта.

— Еще раз спасибо, сержант. Именно этой информации мне и не хватало. Теперь, если Козлятин действительно причастен к убийству Паукова, можете считать, что дело в шляпе.

— Вам он ничего не расскажет, — уверенно сказал сержант.

— Поживем — увидим, — подмигнул я ему и выскочил на улицу.

Прежде чем ринуться на поиски Боцмана, я взглянул на часы. Было уже без десяти восемь. Нет, на сегодня, пожалуй, достаточно, пора и честь знать, а то, чего доброго, жена хай поднимет. Встречу с Козлятиным придется отложить на завтра.

Домой я прибыл в начале десятого. Вопреки ожиданиям, Маша встретила меня с улыбкой. «Ах, ну да — цветы!» — вспомнил я и воспрянул духом. Надо сказать, что в этот день я вообще чувствовал себя в приподнятом настроении и лучился энергией, как никогда в жизни. Что-то со мной творилось.

— Наконец-то! — возвестила Маша, с хитрецой глядя на меня. — А где это ты пропадал чуть ли не до ночи? Неужто у своего филателиста?

Глаза ее светились лукавством.

— У него, проклятого, — ответил я ей в тон.

Каким тяжелым камнем ложилась на мою душу эта ложь! Но я был связан по рукам и ногам условиями дурацкого эксперимента.

В гостиной взвизгнул телефон.

— Это ты, отец? — услышал я голос Василия, когда снял трубку. — А я тебе уже третий раз звоню.

— Ты откуда? — спросил я.

— Неважно. Ты никуда не исчезнешь? Нет? Тогда жди, скоро будем. — Короткие гудки возвестили о конце разговора.

Я так ничего и не понял. Пожав плечами, я отправился на кухню, откуда несся ароматный запах яичницы с жареным луком и свежесваренного кофе. Минут через двадцать, когда вечерняя трапеза подходила к концу, я услышал мягкий скрип тормозов и выглянул в окно. Прямо у подъезда стоял длинный черный «роллс-ройс», из которого важно выходил какой-то пузатый господин в сопровождении Василия. Оба тут же исчезли в недрах хрущевской пятиэтажки. Я вопросительно посмотрел на жену. Она, кажется, понимала еще меньше моего.

Василий открыл дверь своим ключом, и в квартиру ворвался тлетворный дух западного образа жизни: запахло импортными сигаретами, импортным одеколоном и далеко не импортным коньяком.

— Знакомься, отец, — пробасил сын, когда мы все четверо столкнулись на кухонном пороге. — Это сэр Роберт Иванофф из Филадельфии, богатый бизнесмен и страстный коллекционер. Кстати, миллионер, — добавил он многозначительно. — А это из май фазер, — представил он в свою очередь меня этому заморскому фрукту.

— О, йес! — расплылся сэр в широкой, типично американской, улыбке. — Фазер есть харашо! Гуд! Хау ду ю ду, фазер?

Он мне с самого начала подействовал на нервы. И какого дьявола Васька приволок сюда этого типа?

— Иванофф? — спросил я, подозревая подвох. — А вы, часом, не русский? Не из эмигрантов?

— Ноу эмигрант, — отрицательно замотал головой сэр Роберт. — Я есть чистокровный американец. Это есть факт.

Я вдруг понял, что истина откроется мне, если я без разрешения влезу в его память… Ага, врет, голубчик, эмигрант, во втором поколении, сын диссидента, высланного из молодой Страны Советов в конце 20-х годов. И хотя меня это, в общем-то, не касается, но разговор, начатый со лжи, наверняка ложью и закончится. Но не успел я копнуть глубже и выяснить причину его прихода, как сын Василий взял слово и дал ответ на мои тайные мысли:

— Сэр Роберт интересуется твоими розами, отец. У себя на родине он имеет богатейшую коллекцию розовых кустов, в которой собраны, как он утверждает, все существующие в природе сорта роз. Категорически заявляет, что голубых роз, равно как черных и зеленых, нет и быть не может. Когда я сообщил ему о твоем приобретении, он мне, разумеется, не поверил и не верит до сих пор, но посетить нашу хибару все же согласился: видать, любопытство разобрало. Так что будь добр, отец, утри нос мистеру Иванову.