Шестое чувство

Во-первых, я перестал терпеть издевки и смешки Балбесова, и в один прекрасный момент осадил его так крепко, что он стал обращаться ко мне только на «вы» и исключительно по работе, а в глазах его затаилось нескрываемое любопытство, разбавленное изрядной дозой чисто животного страха. Во-вторых, я посмел выразить свое несогласие с мнением нашего шефа, Евграфа Юрьевича, чего ранее себе позволить никогда не мог. Инцидент возник из-за пустяка: один из пунктов квартального отчета вызвал у меня сомнения, и я его высказал. Воспринят этот факт нашими сотрудниками (кроме, разве, самого Евграфа Юрьевича) был с затаенным дыханием и раскрытыми ртами. Еще бы! Я осмелился сделать то, чего до меня не делал никто. Самым же знаменательным оказался финал инцидента: шеф отказался от своего мнения и принял мое. Этим я нанес Балбесову еще один удар, окончательно сокрушивший его. В коридорах при виде меня сотрудники стали шушукаться и откровенно тыкать пальцами. Но я сносил эти знаки внимания и милостиво разрешал им бесплатно восхищаться мною.

Как-то на институтской доске объявлений появилась запись о том, что через два дня нас посетит великий шахматист, непобедимый гроссмейстер Иванов-Бельгийский. После обширной вступительной части и рассказа о своем тернистом пути к вершинам шахматного Олимпа гений намеревался снизойти до местных любителей шахмат и дать им непродолжительный сеанс одновременной игры. Разговоры о предстоящем визите великого гроссмейстера велись в каждом закутке, знатоки и признанные мастера древней индийской игры досконально разбирали знаменитые партии Иванова-Бельгийского, пытаясь понять его стиль, методы защиты и нападения. Откуда-то из недр письменных столов выплыли пыльные шахматные доски с комплектами фигур, на треть и более замененных предметами, к шахматам не имеющими никакого отношения. Бурные дебаты и обсуждения с проигрыванием наиболее выдающихся партий Иванова-Бельгийского велись даже в туалетах, причем общему шахматному вирусу поддались не только мужчины, но и значительная часть прекрасной половины рода человеческого.

Я сейчас уже не помню, что именно толкнуло меня на эту авантюру и когда в моей голове засела эта безрассудная мысль, но в день проведения встречи с великим шахматистом моя фамилия красовалась в списке желающих принять участие в сеансе одновременной игры. Друзья и знакомые при встрече косились на меня, хлопали по плечу и качали головами: дерзай, мол, Коля, в душе мы с тобой. Следует сразу же оговориться: в последний раз я сидел за шахматной доской где-то классе в третьем, так что о способе передвижения некоторых фигур я имел довольно-таки смутное представление. Словом, в шахматы я играть не умел. Полагаю, что сей безрассудный шаг я предпринял исключительно в расчете на свое шестое чувство — телепатию. Именно его я намеревался использовать в предстоящем поединке с признанным мастером шахматных баталий. Не имея практических навыков в этом виде спорта и абсолютно не зная теории, я надеялся строить свою защиту — о нападении я и не помышлял, — опираясь на богатый опыт противника и попутно раскрывая все его замыслы.

И вот настал тот знаменательный день. Если еще вчера в мужских разговорах наряду с шахматной тематикой уверенно конкурировали такие извечные темы, как женщины, пьянки и анекдоты, то сегодня все это ушло на второй план — остались только шахматы. Еще бы! Поди, не каждый день и не в каждый институт приезжает такой корифей от шахмат, как Иванов-Бельгийский!

К шести часам вечера конференц-зал был набит до отказа. Великий гроссмейстер, как и все уважающие себя знаменитости, позволил себе опоздать на сорок минут, но, несмотря на его опоздание, ни один из любителей шахмат не посмел возроптать против этой задержки. Когда на сцену слегка вихляющей походкой вышел чрезвычайно худой, высокий, чем-то недовольный субъект и скучающе-надменным взглядом окинул всех присутствующих, зал взорвался овациями. Субъект терпеливо принял причитающуюся ему долю народного восхищения, затем поднял руку и толкнул вялую, никому не нужную речь часика этак на полтора. Где-то около восьми прямо на сцене установили шесть столов, один из которых предстояло занять мне. Несмотря на уже довольно-таки поздний час ни один человек не покинул помещения — ведь именно сейчас начиналось самое интересное. Весь зал затаил дыхание в предвкушении грандиозного зрелища. И пока избранные, в число которых затесался и я, занимали места на сцене, шахматный гений подкреплялся за кулисами черным кофе и бутербродами с красной икрой, причем сия скромная трапеза оплачивалась за счет профсоюзных средств, а значит — за наш счет. Но такова традиция — гостя надо угощать. Слегка «заморив червячка» и сразу повеселев, Иванов-Бельгийский выскочил на сцену и деловито потер руки.

— Тэк-с, начнем, — произнес он, когда все шесть соперников были усажены за столы спинами к залу.