Шестое сомнение

На обширной веранде с видом на пруд стоял стол с плетёными креслами, в которых гости сидели после бани, пили чай со сладостями, дышали сосновым воздухом и любовались природой. На берегу пруда со стороны дороги росли два старых толстенных корявых дерева, кедр и тополь. Своими низко растущими раскидистыми ветками они почти полностью скрывали от улицы купающихся в пруду, но доставляли немало хлопот, периодически сбрасывая с себя пожелтевшие листья и хвою в воду, которые со временем почти полностью закрывали пруд. И хозяину приходилось всякий раз к приезду гостей собирать специальным длинным сачком опавшие листья и хвою с поверхности пруда, придавая ему голубоватый цвет. Местные деревенские дети иногда подсматривали издалека, как голые девки и дядьки с криками бегают по вечерам вокруг бани, а зимой даже валяются в снегу, пока матери не отгоняли их от этого бесстыдства. Ну а опытные, бывалые деревенские старики философски рассуждали об этом:

– Ну а что, дело молодое! – и поглаживали свои белые бороды, вздыхая.

Да и местные жители не ругались и не жаловались на дядю Геру за его буйные ночные пиршества с гостями. Во-первых, они бывали не так часто, и дом его стоял на отшибе, а многочисленные гости, внезапно приезжавшие и так же внезапно исчезавшие, почти никак не тревожили деревенских жителей, а во-вторых – Герман слыл целителем от многих неизлечимых болезней, с которыми не могли справиться городские врачи, и за это его уважали и почитали. Он излечивал людей от псориаза, рожи, заикания и даже от слабоумия. К нему приезжали из разных сёл и далёких городов со своими неизлечимыми болячками, и дядя Гера всем помогал избавляться от различных недугов. Способ его лечения был до шарлатанства подозрительно прост. Он разговаривал с приведшими больного на разные отвлечённые темы: о погоде, о видах на урожай, о том, когда же наконец власти построят мост через реку в деревню, обо всём на свете, кроме болезни приведённого больного, и минут через десять дружеской беседы начинал прощаться.

– Помилуй, родимый, а когда же мой внучок заикаться перестанет? – спрашивала его, к примеру, бабушка, приведшая своё пятилетнее чадо, почти совсем не говорящее.

– А, внучок, – улыбаясь в бороду, отвечал ей дядя Гера, поглаживая ребёнка по голове, – ничего, к завтрашнему утру начнёт говорить.

И действительно, ребёнок утром просыпался и начинал говорить чисто и внятно, навсегда.

Или привозили к нему из города больного с распухшей от рожи ногой, хоть отрезай. И так же, после десятиминутной беседы на городские темы, дядя Гера выпроваживал приезжих, даже не осмотрев больного.

– А как же нога у моего мужа, посмотрите на неё, что с ней и когда он поправится? – недоуменно спрашивала супруга больного.

– Поправится ваш муж, поправится, – спокойно отвечал ей Герман, поглаживая больного по голове, – через неделю уже ходить будет.

И через пару недель к Герману приезжал сам бывший больной, пританцовывавший от радости обеими ногами, с бесчисленными благодарностями и дарами.

Конечно, злые языки говорили, что он с чёртом дружит, но тем не менее от этих злословий поток страждущих к нему не уменьшался.

Одно время к Герману даже из столицы стали приезжать важные чиновники с желаниями дальнейших личных богатств и светлого будущего для них. Нет, конечно, эти ответственные государственные люди, планировали или намечали запланировать определённые улучшения для подведомственных жителей городов и деревень, но как-то не очень верили в них, и поэтому приезжали за хорошими прогнозами для себя, к сильному шаману. Но так как предсказания у дяди Геры были для них в основном отрицательные, ввиду отсутствия оплаты за его труды и за труды работающих на них, то важные чиновники обиделись на Германа, и вскоре прекратили его досаждать, по привычке считая, что для важных чиновников светлое и богатое будущее должно доставаться им бесплатно.

Но однажды зимой, на третий день после снегопада, некоторые жители деревни обратили внимание, что тропинка к дому Германа не протоптана, хотя он почти ежедневно ходил в магазин за хлебом. Нет, летом он иногда уезжал из дому надолго, но всегда предупреждал об этом односельчан, а тут никому ничего не сказал. Старший в деревне решил зайти к нему, проведать, не случилось ли чего. К его удивлению, в доме никого не было, и по холоду в нём чувствовалось, что дом был не топлен уже несколько дней, а на столе лежала записка, в которой было написано карандашом старославянскими буквами: «Люди, я уезжаю совсем, в Америку, а права на дом передаю моему брату названому, Аимке. На том и прощайте. Брат Герман». Рядом на столе лежало официальное завещание, заверенное городским нотариусом, какому-то Аиму.

Деревенские долго обсуждали эту странную новость, горевали, что теперь у них не стало целителя, и втайне надеялись, что дядя Гера всё же вернётся, как раньше, летом.