Шестое сомнение

Так деда Гриша и сделал – перебрался в мастерскую приятеля и стал там ночевать на топчане, попутно охраняя совхозное добро. Здесь по ночам старуха перестала сниться, чему он был несказанно рад. Домой теперь дед заходил только днём истопить печку, чтобы не замёрзла картошка, которую он теперь хранил в комнате, так как осенью погреб затопило грунтовыми водами, а вычерпать её у деда Гриши уже не хватило сил. Варил кастрюльку картошки себе на обед и присматривал за розовыми зубами в стакане, чтобы никто не стащил.

Только он приспособился к новой для себя жизни кочевника, как однажды, недели через две, деда Гриша, придя, как обычно, после обеда из дома в мастерскую, увидел на дверях большой амбарный замок. Соседи по мастерской ему объяснили, что слесарь неожиданно заболел и его увезли в районную больницу с подозрением на аппендицит.

Делать нечего, пришлось деду Грише опять возвращаться в свой дом. В первую же ночь ему приснилась его старуха и по-прежнему беззвучно пыталась ему что-то сказать. Деда Гриша опять перестал спать по ночам, проклиная старуху, которая с каждой ночью появлялась во сне всё раньше и раньше, шептала всё громче и громче, вконец измучив старика, пока, наконец, он не услышал, что же всё-таки она шепчет.

– Отда-а-ай зу-у-убы, – зло шептала покойная супруга деду Грише каждую ночь.

От неожиданности он проснулся, включил свет и, подскочив на нарах, посмотрел на буфет. Зубы в стакане стояли на месте, поблёскивая синевой.

– Ах ты, старая дура! – вскричал старик, – ишь чего вздумала! Зубы ей подавай! Зачем тебе челюсти в гробу? – кричал старик в ночное окно, выходящее на деревенское кладбище. Деда Гриша никак не мог успокоиться от такой наглости старухи, нервно бегал по дому, проклиная её, в глубине души осознавая свою вину перед ней за отнятые протезы, и лихорадочно соображал, что бы такое предпринять, чтобы её умилостивить.

Едва дождавшись утра, деда Гриша завернул в головной платок покойной жены две варёных картофелины, оставшиеся со вчерашнего обеда, два солёных огурца, налил в пустую бутылку немного самогона из трехлитровой банки через старую клизму и пошёл на кладбище. Погода была сырая, пахло весной, подтаявший вчера снег, за ночь слегка подмерз и громко похрустывал под ногами у деда Гриши в настороженно притихшем деревенском кладбище в ожидании очередного снегопада. Нахохлившиеся вороны, сидевшие на деревьях, с недоумением молча наблюдали за странным стариком, бредущим по пустынному кладбищу ранним утром с узелком в левой руке и кривым посохом в правой.

Деда Гриша с трудом нашёл могилку жены, несмотря на то что кладбище было маленьким и все памятники и кресты отчетливо темнели на белом снегу. Место захоронения супруги было без могильного холмика, а деревянный крест валялся рядом – видно, кто-то, проходя мимо, нечаянно свалил его. Деда Гриша попытался крест вновь поставить, но земля была замёрзшая, а камней, чтобы подпереть крест, под снегом найти не удалось. Тогда он положил крест на могилу и сложил принесённые подношения на него, а старухин выходной платок привязал на ветку берёзы, свисающей над могилой.

Довольный своей работой дед к обеду вернулся домой, растопил печку и стал чистить картошку, сидя на маленьком стульчике перед ведром для мусора. Одна картофелина выскользнула у него из рук и упала на пол. Деда Гриша нагнулся, чтобы её поднять, и увидел в щель между досками в полу полузатопленный погреб, расположенный прямо под кухней, где на поверхности мутной воды плавал большой продолговатый белый предмет округлой формы, похожий на кокон бабочки. Он то погружался совсем, то всплывал наполовину, слегка покачиваясь и раздвигая над собой плавающий мусор. Старик посидел немного над щелью, пытаясь вспомнить, что это за мешок и когда он туда его положил, но так и не вспомнив, решил заглянуть в погреб завтра и рассмотреть поближе странный предмет.

Сварив кастрюльку картошки и наковыряв ложкой в бочонке, стоящем в коридоре, солёной капусты, деда Гриша с удовольствием поел, запил обед травяным чаем и лег пораньше спать, измученный предыдущими бессонными ночами.

Первую половину ночи он спал спокойно, а в полночь к нему опять пришла старуха и стала шептать уже отчетливо:

– Отда-а-ай зу-у-убы, отда-а-а-ай зу-у-убы.

И опять дед не спал до утра.

На другую ночь то же самое, а на третью ночь шёпот старухин был настолько близким, что деда Гриша во сне почувствовал её дыхание на своей щеке и от этого проснулся.

– Она не на кладбище! Она где-то рядом! – вскричал он, быстро сел на топчане и стал судорожно оглядываться по сторонам.