Шестое вымирание. Неестественная история

Пэабо обзвонил всех своих знакомых, кто, по его мнению, мог знать ученого из Майнца. Он попросил свою секретаршу связаться с секретаршей профессора и узнать номер его мобильного телефона и даже шутил – а может, лишь наполовину шутил, – что готов переспать с профессором, если это поможет. Лихорадочные звонки по всей Германии продолжались около полутора часов, пока наконец Пэабо не поговорил с одним из исследователей в своей собственной лаборатории. Тот, как выяснилось, уже видел этот черепной свод и пришел к выводу, что он вовсе не очень древний. Пэабо тут же потерял к находке интерес.

Со старыми костями никогда точно неизвестно, удастся ли выделить из них генетический материал. Несколько лет назад Пэабо посчастливилось заполучить кусочек зуба одного из так называемых хоббитов, чьи скелеты были найдены на острове Флорес в Индонезии. Считается, что флоресские хоббиты, описанные лишь в 2004 году, – это низкорослые архаичные люди Homo floresiensis. Возраст зуба определили примерно в семнадцать тысяч лет, то есть зуб был вдвое менее древним, чем кости неандертальцев из Хорватии. Однако Пэабо не смог выделить из него ДНК.

Затем, примерно год спустя, он получил фрагмент фаланги пальца, выкопанный в пещере в Южной Сибири вместе со странным моляром, смутно напоминавшим человеческий. Этой фаланге – размером с ластик – было больше сорока тысяч лет. Пэабо заключил, что она принадлежала представителю либо современных людей, либо неандертальцев. Если бы верно оказалось второе, место находки стало бы самой восточной точкой, где когда-либо обнаруживали останки неандертальцев. В отличие от зуба хоббита, из фаланги пальца удалось извлечь на удивление много ДНК. Когда были получены первые результаты, Пэабо находился в США. Он позвонил в лабораторию, и один из коллег сказал ему: “Если ты сейчас не сидишь, лучше сядь”. Анализ ДНК показал, что палец не имел отношения ни к современным людям, ни к неандертальцам. Его владелец был представителем совершенно новой и ранее неизвестной группы гоминид. В статье, опубликованной в декабре 2010 года в журнале Nature, Пэабо назвал эту новую группу денисовцами – в честь Денисовой пещеры, где была найдена кость¹⁷⁴. Один из газетных заголовков гласил: “Палец, грозящий нашим представлениям о доисторических временах”. Удивительно – хотя теперь уже вполне предсказуемо, – но современные люди скрещивались и с денисовцами, потому что сегодняшние жители Новой Гвинеи несут до 6 % ДНК денисовцев (не вполне понятно, почему это так для жителей Новой Гвинеи, но не для коренных сибиряков или азиатов; возможно, из-за особенностей человеческих миграций).

С открытием флоресских хоббитов и денисовцев современные люди приобрели двух новых родственников. Не исключено, что, когда будет проведен анализ ДНК из прочих древних костей, обнаружатся и другие родственники современных людей. Как сказал мне Крис Стрингер, знаменитый британский палеоантрополог: “Я уверен, что впереди нас ждет еще немало сюрпризов”.

На данный момент у нас нет никаких свидетельств, которые бы подсказывали, что именно уничтожило денисовцев или хоббитов, однако время их исчезновения и общие закономерности вымираний эпохи позднего плейстоцена дают нам одного очевидного подозреваемого. Разумно предположить, что у денисовцев и хоббитов, поскольку они наши близкие родственники, период беременности тоже был долгим, а следовательно, им был присущ основной фактор уязвимости мегафауны – низкие темпы воспроизводства. Поэтому для их исчезновения хватило бы просто постоянного негативного давления, приводящего к уменьшению числа половозрелых особей.

То же справедливо и для наших следующих по близости родственников. Вот почему все живущие сейчас гоминиды, за исключением людей, вымирают. Количество шимпанзе в дикой природе уменьшилось вполовину за последние пятьдесят лет. Примерно то же относится и к горным гориллам. Равнинные гориллы вымирают еще быстрее: их популяция сократилась на 60 % всего за два последних десятилетия. Это произошло из-за браконьерства, болезней и потери среды обитания; последний фактор усугубился несколькими войнами, в результате которых в ограниченный ареал горилл хлынули волны беженцев. Суматранские орангутаны имеют охранный статус “вида на грани исчезновения”, что означает “чрезвычайно высокий риск исчезновения в дикой природе”. В этом случае угроза связана скорее с миром, чем с войной; большинство оставшихся орангутанов живет в индонезийской провинции Ачех, где недавнее окончание десятилетий политической нестабильности привело к всплеску вырубки лесов, как законной, так и нет. Одно из множества непредвиденных последствий антропоцена заключается в том, что мы подрезаем собственное генеалогическое древо. Избавившись от сестринских видов – неандертальцев и денисовцев – много поколений назад, мы принялись за своих двоюродных и троюродных родственников. К тому времени, как мы закончим, на планете, вполне вероятно, не останется ни единого представителя гоминид, кроме нас.