Шестой иерусалимский дневник (сборник)

Прогнозы мрачны и зловещи,

а страх – у всех из-за всего;

безумный мир бессильно плещет

о стены дома моего.

708

Судьба являет мудрую сноровку,

с годами украшая голый срам:

в тюрьме я наколол татуировку,

теперь имею мужественный шрам.

709

Туники, тоги, кимоно —

футляром выглядят наряды,

в которых всё своё кино

таскают юные наяды.

710

Годы утекли, как облака,

возраст мой угрюм и осторожен,

старость – вроде знамени полка:

тяжко воздымать, но честь дороже.

711

Хожу я плохо: ноги ватные,

и нет упругости у чресел,

и ощущенья неприятные

где врач кишки мои подвесил.

712

Наш дух – погрешность достоверности,

ибо лишён материальности

гибрид летучей эфемерности

и ощутительной реальности.

713

Все мышечные силы будто скисли,

диван меня зовёт, как дом – солдата,

и хочется прилечь уже от мысли,

что надо на минуту встать куда-то.

714

Хотя ещё не стал я пнём застылым,

но силами – уже из неимущих:

на лестнице немедля жмусь к перилам

и нервничаю, глядя на бегущих.

715

Ужасно это жалко и обидно,

что разум, интеллект и юмор мой —

гнездились, как отныне очевидно,

в отрезанной кишке моей прямой.

716

С утра сегодня думал целый день

о пагубе иных земных растений:

живя, еврей отбрасывает тень,

а людям мало солнца из-за тени.

717

Ещё я доживу до лучшей доли,

откину медицинскую клюку,

пока же я из этой подлой боли

печалистую рифму извлеку.

718

Ходил и свежим воздухом дышал,

и радовался листьев колыханию,

и дым от сигареты не мешал,

а всячески способствовал дыханию.

719

Пора поставить Богу три свечи:

я крепкий новый сборник залудил,

болезнь мою затрахали врачи,

а я себя немного победил.

720

В итоге уцелеет белый свет,

хотя случится бойня миллионная;

забавно, как чума меняет цвет:

коричневая, красная, зелёная.

721

Мой разум полон боли и печали:

не мысли в нём, а клочья их и пена,

его врачи надолго выключали,

бедняга оживёт лишь постепенно.

722

Понурый и морщинистый,

и глазик лопоушистый,

я раньше был мущинистый,

а сделался – старушистый.

723

Дедушка всем добродушно поддакивал,

всяко слыхав на веку,

тихо и тайно дедуля покакивал

дырочкой в правом боку.

724

В том Божья прихоть виновата,

хотя заслуга есть и личная,

что если в ком ума палата,

она всегда слегка больничная.

725

Я гуляю, сплю и ем,

ни про что не думаю,

кем я был и стал я кем,

прячу боль угрюмую.

726

Ушли стремления, желания,

в душе затихло всё, что пело,

поплыло время доживания,

но жить – ничуть не надоело.

727

Я вчера про скудость интересов

думал опечаленно и праздно:

веря в эльфов, ангелов и бесов,

жил бы я насыщенней гораздо.

728

От рыхлости в период увядания

из разума сочатся назидания.

729

На пире жизни гость давнишний,

без куража на нём гуляю,

и не скажу, что я здесь лишний,

но пир уже не оживляю.

730

В окно уставя взгляд незрячий

и сигарету отложив,

я думал: жизненной удачей —

кому обязан я, что жив?

731

Хотя года наш разум сузили,

сохранна часть клавиатуры,

а также целы все иллюзии,

и слёзы льют, седые дуры.

732

Сегодня всё расплывчато и мутно,

чужой и неприглядный вид в окне,

и мерзко от того, как неуютно

фарфоровым зубам торчать во мне.

733

Блажен, кто может с полдороги,

по делу хлебному спеша,

оборотить, присвистнув, ноги

и закурить, помедлив шаг.

734

Я довольно замкнутый мужчина,

мысли не дарю я никому,

есть на то печальная причина:

мне их не хватает самому.

735

Свобода – тягостное бремя,

туманит ум её игра,

и долго-долго длится время

тоски по ясному вчера.

736

Кого ни спроси – никогда и нигде,

и книги порукой тому —

помочь в настоящей душевной беде

не может никто никому.

737

Мной пренебрёг отменный ген,

живу я к музыке спиной,

а Шуман, Шуберт и Шопен

меня обходят стороной.

738

Разумному рассудку невдомёк,

зачем такое тёмное упорство,

с которым я лелею стихотворство

и теплю этот хилый огонёк.

739

Не то что жду я неприятностей,

но больно много – жди не жди —

непредсказуемых превратностей

уже зарыто впереди.

740

Я бываю счастлив, когда сплю,

мне целебно сонное отсутствие,

а из ощущений я люблю

радости нечаянной предчувствие.

741

Похоже, Божьему суду

мне близко время отчитаться,

ещё плетусь я и бреду,

а скоро буду телепаться.

742

Благодаря пудам питания

и бурным генам нашей нации

ко мне вернулись очертания

моей былой конфигурации.

743

И муза, дыша чем-то кислым,

вернулась, шалава гулящая,

слова зацепляются смыслом,

и строчка ползёт настоящая.

744

745

Мысли вьются серой тучей —

мухи настроения,

но сквозит и в них летучий

дух благодарения.

746

Услыша всхлипы и стенания,

я часто думаю сурово,

что стоны эти – от незнания

того, как может быть херово.

747

Хоть и есть над каждым крыша,

все они весьма непрочные,

и Творец смеётся, слыша

наши планы долгосрочные.

748

А кто угрюмый и печальный,

ходячей выглядит могилой —

он жизни смысл изначальный

не уловил душой унылой.

749

Нет ни единой нынче мысли,

поем – и вновь на боковую,

и потому в каком-то смысле

сегодня я не существую.

750

И что бы с нами дальше ни стряслось,

и как бы ни сгущались облака,

уверен я, что русское «авось»

поможет нам и впредь наверняка.

751

Такое выпадает наслаждение,

когда приснится светлая весна,

что злишься на тупое пробуждение,

лишающее сладостного сна.

752

Каждый выбирает сам себе

светлые житейские иллюзии,

а от них пунктиром по судьбе

тянутся душевные контузии.

753

Я струюсь по жизни еле-еле —

как дыханье зайца по траве —