Шестой моряк

  — Ну, кто-то же должен... за неимением иного судьи. Если я верно тебя понял, твоему Создателю Всех Миров их  судьба безразлична... сколько их было, тех миров, а сколько еще будет! Страшный суд, похоже, не состоится за неявкой председательствующего. Да и не сужу я их. Мой  интерес к ним —  совершенно академический. Не скажу, чтобы собирал эту  кунсткамеру специально, но что выросло, то выросло... — Голос в трубке приобрел отчетливые казенные интонации. — Фетисов Петр Иванович, бывший майор милиции из Нахратова. Крышевал проституток, имел долю с наркоманов... все, как у всех. По людям скуки ради не стрелял, чего нет, того нет, но: пять лет назад, управляя служебным автомобилем, стал виновником   дорожно-транспортного  происшествия, в котором погибло пять человек. Сам не пострадал, от судебной ответственности с благодарностью отказался — в силу негласного общественного договора между  властью и силовыми структурами. Когда объем компромата достиг критической массы, пришлось увольняться — формально, чтобы перейти в охранный бизнес. Местечко, куда он так стремился попасть — отнюдь не тещина кухонька с выпечкой, а поселок Висельное, дом с подземным тайником, где соблюдаются на черный день три килограмма евро в пластиковом пакете. Что он собирался делать с этими сокровищами, он и сам уже не знал, но надеялся, что помогут, как и всегда помогали. Да напрасно — Висельное выгорело дотла, над тайником гора обугленных бревен и кирпича, которую иначе как грейдером с места  не стронуть, а руками не разобрать никогда и ни за что.

   Приятель его, Чистяков Григорий Львович, торговец недвижимостью. Шапочно знакомы  были и прежде, но близко сошлись на вокзале в Нахратове. Торговля долгостроем, отчуждение жилых площадей у стариков и пьяниц, грязные сделки со вторичным жильем... Отягощен чрезмерным даже для него моральным гнетом, отчего решил бросить все и начать сызнова, в  другом месте и среди других людей. В то же время подсознательно убежден, что никакого конца света не происходит, а имеет место тяжелый, затяжной, но вполне заурядный экономический кризис, который беспременно закончится, и все вернется на круги своя, хотя бы даже и с общим падением качества жизни. Из этих соображений всю наличность удачно конвертировал в драгоценные камни, зашил в портки,  каковые на себе носит не снимая денно и нощно.

  Про машиниста Оборина Андрея Владимировича ничего дурного сказать не могу. Никуда он особенно попасть не стремился. Ложно понимаемое чувство профессионального долга погнало его в этот безумный рейс, а в  Тебенятах он рассчитывал найти какой-нибудь мотовоз или хотя бы дрезину, добраться до Силурска и там двинуть в обратный путь через Ужовск. Ну, не мыслит себя человек без железной дороги... Семейный очаг ему безразличен, на жену и двоих детей, в общем-то, наплевать, одно слово — трудоголик. Такие всегда нравились начальству, потому что работали много, просили мало и никогда не прекословили.

   Двое юных фейри —  экземпляры всецело клинические, от реального мира оторвавшиеся давно и навсегда. Юноша Поре Мандон, в миру Тимофей Денисович Онянов, с младых ногтей сидит в виртуальности, видит весь мир в бирюзовых тонах, происходящее воспринимает как грандиозную ролевую игру, где ему уготовано быть если не спасителем человечества, то истребителем пары-тройки легионов гоблинов, посягающих на некий Кубок Понтогриля... этимология ведет свое начало от Чаши Грааля, великана  Пантагрюэля и установки для термического приготовления пищи... что  это такое, Поре Онянов не ведает и ведать не стремится, но защищать намерен до последней капли адреналина. Его спутница Дарья Олеговна Ерухимович, больна одновременно несколькими дурными болезнями, среди которых синдром приобретенного иммунодефицита занимает почетное место. Вела бурную и хаотическую жизнь, в которой половые контакты большой роли не играли, являясь рабочим моментом в межличностных отношениях. Контрацепция всегда была для этой юной девы пустым звуком, но счастливой  матерью троих младенцев она не стала...

   — Хватит, — оборвал его я. — Люди как люди, не хуже других и не лучше.

   — Кстати, эта женщина... Анна... тебя интересует ее  история?

   — Нет.

   — Тебе не интересно знать, почему она бросила своего ребенка  в Силурске и почему так стремится туда вернуться?

   — Нисколько.

   — Но ведь когда все закончится... когда не будет даже меня... никто уже не откроет эту тайну. Неужели ты не  будешь мучиться неведением?

   — Если и буду, то недолго. Я же дискретно-смертен.. Между тем как ты, волновой вирус, должен быть практи чески неистребим. Ведь какие бы не происходили катаклизмы, волновое пространство никуда не исчезнет.

   — Заблуждение! Волны волнам lupus est. В силу генезиса я вынужден существовать исключительно в техногенном спектре волн, как это ни отвратительно  для меня звучит. Когда умрет техника, умру и я.

   — А есть разница?!

   — Еще и какая! Это только тебе кажется, что волны  одинаковы. Ты существо грубое, материальное, а я...

   — Попрошу без оскорблений. Я не существо.  Я процесс, как и ты...