Шестой остров

Надсмотрщиком у нас был мурсиец ', кривоногий, низколобый, горбатый, с рыжими космами, похожими на конскую гриву, с черными, изъеденными гнилью зубами, и я готов поклясться, что голос у него был самый противный и хриплый из всех голосов, слышанных мною. Обликом своим он напоминал безобразного дикаря, и его прирожденная жестокость славилась на весь флот Картахены — порой он стегал галерников плетьми, только чтобы наслаждаться их страданиями. Будь у нас надсмотрщик иного нрава, я бы его подкупил, чтобы устроить Антонио побег, однако с этим чудовищем — мне это было яснее ясного — нечего было и пытаться, тут никакие взятки не помогли бы, я был уверен, что стоит ему что-то предложить, и он наверняка донесет на меня капитану; не мог я также передать Антонио тайком напильник, чтобы он перепилил цепь, которою был прикован к скамье,— другие каторжники, его соседи, заметят, подымется суматоха, каждому захочется освободиться, и моя хитрость будет обнаружена.

¹ Мурсиец — уроженец Мурсии, исторической области на востоке Испании.

Поскольку все галерники были еще прикованы к общей цепи, освободить всех не представлялось мне возможным; но вот, по прошествии трех дней, перебрав все способы, какие мог придумать, я решил избрать единственно осуществимый, дабы расквитаться со своим долгом перед Антонио и вызволить его из каторги.

Прошло около месяца, и наконец наша галера стала на якорь в порту Неаполя; тенты были свернуты, и галерники побрели вереницей, сопровождаемые надсмотрщиком и пятью аркебузниками под командой капрала, на хутор невдалеке от моря, где находился «эргастуло», как называют его неаполитанцы,— когда галеры приходят в порт, туда пригоняют скованных цепью каторжников,— сниматься же с якоря нам предстояло только через три дня. В том же бараке, где каторжники, спали в чердачном помещении надсмотрщик и шестеро стражей. Дождавшись полуночи, я пошел туда, разбудил капрала и приказал ему съездить со своими солдатами на галеру, чтобы привезти еще шестерых аркебузни-ков,— таков, дескать, приказ капитана, который действительно порой прибегал к этому способу, дабы помешать стражникам шляться по портовым тавернам или уединяться с гулящими девками. И когда все шестеро отчалили в шлюпке, я возвратился в эргастуло, огрел надсмотрщика дубинкой по голове так, что он рухнул на пол без памяти, а сам спустился к галерникам, которые с изумлением увидели, что я несу ключи от их кандалов, взятые мною из заветного места, где их с величайшим тщанием хранил капитан галеры. Попросив слушать меня внимательно, я сказал им, что прежде всего должен быть освобожден один из них, но, ежели они будут держаться тихо и спокойно, то, лишь только я с ним уйду, отдав им ключи, они сразу же могут освободиться все,— ведь я вдобавок и солдат удалил, и, вероятно, надолго, так что общий побег должен пройти беспрепятственно. И тут я открылся Антонио, который, увидев меня и вглядевшись в мое лицо, убедился, что я и впрямь Ангельский Лик, как меня прозывали; со слезами на глазах и возгласами изумления он едва мог поверить, что это действительно я в костюме альфереса и что я верну ему свободу, с которою он было простился навсегда. Я снял с него кандалы, прикрепленные к общей цепи, велел надеть одежду надсмотрщика, который все еще лежал в беспамятстве, и следовать за

мной, что он и сделал, не преминув отсечь моей шпагой голову тому, кто столько раз потчевал его плетями.

Я нарочно выбрал эту ночь, зная, что она будет безлунной; капрал с пятью аркебузниками еще не успели добраться до галеры, стоявшей на якоре на середине залива, как Антонио и я спрятались в укрытии, о чем будет рассказано в следующей хорнаде.

В сем месте исповеди я каюсь, что покинул двоих своих детей, о которых так никогда и не пытался что-либо разузнать, и каюсь в почти шестидесяти погибших в ту ночь, когда среди галерников, как я потом услышал, вспыхнул бунт; вдобавок прошу прощения у вашей милости, обязанного по должности принимать исповеди, за то, что утруждаю своей исповедью, этой бесконечной чередой всевозможных окаянств.

КЛУБОК ОДНОЙ СУДЬБЫ

Вечером 19 апреля Том Генсборо и Лу Капоте ужинали в «Стромболи».

21 апреля Лу вернул ИТТ сумму своего выкупа — один миллион сто одиннадцать тысяч долларов наличными.

22 апреля он повидался с Финном, и они договорились о встрече с научными сотрудниками ИТТ, которая состоялась вечером 23 апреля, в Карлтон-Хаусе. Все, что нужно было Генсборо от Лу, тот выполнил.

И четыре дня спустя Лу Капоте снова пришел в тратторию «Стромболи».

Пришел в последний раз отведать свой любимый вонголе.