Шестой остров

Еще до полуночи мы подошли к высокому берегу Папайяля, обращенному к нашему островку. Я был уверен, что все пираты находятся на фрегате в заливе у противоположного берега,— зная, что их люди стоят в дозоре на нашем утесе, они, конечно, и не подумали выставить часовых на том берегу, куда мы причалили. Там мы свою шлюпку упрятали в непроходимой прибрежной чаще и, захватив лишь оружие, бурдюк с водою и немного жареной рыбы, приблизились к заливу шагов на сто — мы оттуда могли все видеть, будучи невидимыми для пиратов, тем паче что все они в этот час спали.

В прибрежных зарослях они вырубили много деревьев и кустов, расчистив площадку под шатер, который наверняка предназначался для Тернера, и соорудили несколько навесов для членов команды. В полдень, когда все уже были на ногах, нам удалось насчитать девятнадцать человек, но среди них я приметил пятерых рабов-испанцев из тех восьми, которых взяли в плен полгода назад. В течение всего дня никто от берега в глубь острова не удалялся. Рабы трудились, конопатя и латая судно, остальные же если не ловили рыбу или не купались, то играли в карты или спали. При виде Тернера душа моя воспылала, меня охватило такое жгучее желание немедленно его прикончить, что ожидание казалось нестерпимым. Команда всего из двадцати трех человек, а коли вычесть пленников, то и восемнадцати, была для пиратского фрегата явно мала — я сразу сосчитал, что не хватает двух голландцев и четырех англичан, видимо, они были убиты, и было яснее ясного, что Тернер еще не за-

хватил богатой добычи, ибо в договоре, каковой мы подписали на Тортуге, черным по белому значилось, что охота ла испавскими кораблями будет продолжаться до тех пор, пока каждому члеиу команды при дележе не достанется доля в три тысячи дукатов.

На рассвете следующего для мы из своего укрытия увидели в море шхуиу, державшую курс на восток, и вскоре, когда и пираты ее заметили, поднялся большой переполох; Тернер в бешенстве громко бранился, видимо, гневаясь, что о появлении шхуны не был дан сигнал теми, кого он для этого поставил дозорными на нашем острове, а шхуну эту, намного более быстроходную, чем Тернеров фрегат, можно было бы захватить врасплох в узком проливе, но теперь, когда она уже вышла в открытое море, им за нею было не угнаться; когда ж она и вовсе исчезла из глаз, Тервер отправил пятерых человек узнать, что там стряслось на нашем острове; к полудню эти пятеро возвратилась, и один из них, сильно размахивая руками, поведал о том, что они увидели; тут Тернер принялся расхаживать, заложив руки за спину, а затем стукнул кулаком по бочке с порохом, пнул ногою какую-то бутыль и начал снова их расспрашивать, и снова один из пиратов, весь дрожа, повторил то, что вашей милости, конечно, уже и так ясно, — что, мол, на нашем пляже они видели нечто ужасное; и все пятеро в чем-то клялись и божились, и, хотя мы не понимали, что они там говорят по-английски, все стало ясно, когда один из них вдруг побежал на четвереньках, тыча пальцем в землю,— мы сразу догадались, что он говорит о следах, сделанных козьим копытцем, и остальные четверо подтверждали его слова громкими возгласами и клятвами.

Тернеру, однако, надо было поддержать свою славу и молву о своей храбрости — взяв с собою восемь человек, он отплыл в том самом боте, а рабы, скованные за щиколотки, остались у бортов фрегата,— таким образом, на берегу осталось всего пятеро англичан. Только этого мы и ждали, все шло как по писаному. Я представил себе, что Тернер, высадясь на нашем острове, будет упорно выяснять, что же там случилось, и провозится до темноты: чтобы окончательно убедиться в правдивости доложенного ему, он обыщет и обшарит весь остров.

И когда, по нашему соображению, времени прошло уже с избытком для того, чтобы Тернер на своем боте бросил якорь на другом берегу пролива, мы решили, что теперь наступило самое трудное время и пора прикончить пятерых англичан, торчавших у нас перед глазами,— и это нам удалось без всяких препятствий.

Трое из них играли в карты, остальные два в нескольких шагах занимались стряпней. Эти были полуголые, из оружия у них под рукою были только топор да ножи. Из трех игроков лишь у одного торчал пистолет за поясом. Этот был убит первым, Памбеле пальнул из мушкета прямо ему в лоб, а я тем временем,, укрывшись в кустах, куда добрался, сделав большой крюк, кинулся с кривой саблей в одной руке и мечом, в другой на кухарей и рубанул по ним, когда они повернулись ко мне спиною, чтобы посмотреть, кто там стреляет,— оба рухнули как подкошенные. Четвертого Памбеле свалил ударом ножа в грудь, а пятому, кото-рый бросился в воду, надеясь вплавь добраться до фрегата, я пробил шею первой же стрелой из арбалета. Надежно мертвы были только те, кого мы пристрелили из мушкета и арбалета, прочих же троих мне пришлось прирезать саблей.