нее трудной, нежели выкопать яму, куда бы все это уместилось; обретя прежнюю силу, я тоже помогал перетаскивать, но мысли мои были далеко, я все думал о моих видениях в минувшие две ночи и, когда мы кончили работу, попросил оставить меня одного — уйдя подальше, я молился до вечера, пока не пришел Памбеле и не принес мне воду и пищу; и тут я, не замечая ни ветра, ни дождя, не унимавшихся весь день, стал горячо молиться за него, за спасение его языческой души; с нетерпением ждал я нового знака Божия, и, когда уже стемнело, я все еще стоял, преклонив колена на песке, переполненный немыслимым блаженством, словно не вода лилась на мое тело, но целое море утешений, как вдруг в небе блеснул яркий свет, удар молнии ослепил меня и сотряс мое тело; вспышки следовали одна за другой, я думал, что пришел мой конец, и, хотя был без языка, пытался произнести имя Иисусово — кожа на моем лице напряглась, волосы встали дыбом, в костях словно бы что-то засверлило, и тут внезапно запахло серой и послышался оглушительный грохот; оглянувшись, я увидел, что фрегат наш горит,— хотя его три дня мочил дождь, это не помешало молнии поджечь его. Приблизясь к нему на шлюпке, стоявшей у берега, я принялся издавать бессловесные вопли, звать Памбеле тем самым звуком, на какой он привык откликаться, когда мы жили на нашем острове, и в это время дождь прекратился, и среди пламени вновь явился мне образ святого Христофора, но на сей раз без Младенца,— святой покачал головою, и я понял, что все шестеро на корабле погибли, пораженные молнией; и тут я возрыдал о Памбеле, вопрошая, почему Господь в неисповедимых своих предначертаниях спас гнусного грешника, каков был я, и обрек на гибель бедного моего друга и пятерых испанцев.
И теперь я вновь клянусь Иисусом Христом, Святой Девой Марией и всеми святыми, что во всем, что сказал и скажу впредь, я ни на йоту не отклоняюсь от истины.
Святой Христофор, паря в воздухе над носом моей шлюпки, подал мне знак следовать за ним и стал удаляться все быстрее, летя над волнами к выходу из бухты; так он вновь обратился в такой же огонек, как в прошлую ночь, и я понял, что то и был огонек, коим он обычно ведет путешественников и мореплава-
телёй. Я греб без устали, и, когда вышел из бухты, море было спокойно, волны уже улеглись и просторы морские напоминали тихое озеро; еще до рассвета я подплыл к большому острову, с которого, по дыму над еще горевшим фрегатом, я сразу нашел наш островок и определил его положение — он находился в дуге, образованной несколькими небольшими островками, напоми- • навшими как бы зерна четок; и на берегу, где я был в полном одиночестве, ибо, когда я туда добрался, огонек святого Христофора погас, я крепко уснул и проспал до полудня. Погода установилась совершенно, и я хотел было поплыть вдоль берега, но потом, передумав, решил ждать ночи, не появится ли огонек в третий раз; так оно и случилось, и в эту ночь он повел меня по суше, и так, из ночи в ночь, все время уда ясь на запад, он указывал мне путь. Вспыхнув на верхушке какого-нибудь дерева в нескольких лигах от меня, огонек, когда я приближался к нему, перелетал на вершину какого-нибудь холма и так, мало-помалу, довел меня до сего города Сан-Кристобаль-де-ла-Абана. У входа в город он меня подождал и затем повел по улицам к монастырю Санто-Доминго, куда мы подоспели к заутрене, когда процессия монахов направлялась в церковь Сан-Хуан-де-Летран; и огонек святого Христофора, который всегда был другом путников и моряков, остановился над вашею головой, из чего я понял, что святой указывает мне вашу милость, дабы я исповедал перед вами свои грехи; и поелику Господу в божественном его милосердии было угодно вернуть меня в свое лоно, я решил прежде всего признаться в своих грехах, которые теперь вашей милости уже известны, а затем — отдаться во власть святой инквизиции, дабы через нее исполнилось предначертанное Господом. Однако прежде я желал бы, чтобы сокровище, которое Господь отдал в мои руки, было выкопано из земли и послужило к вящей его славе. Я убежден в том, что Господь, воззря на мое искреннее сокрушение и глубочайшее раскаяние, пожелал спасти мою душу, а сие для меня куда более драгоценно, нежели все золото и все самоцветы мира, от коих я охотно отказываюсь взамен за возвращение свое в паству Христову; и, возвратясь в его лоно, я еще ревностней верую в Святейшую Троицу и во все догматы Святой Католической Римской Церкви, вдохновляемой Святым Духом и управляемой Верховным Первосвященником, наместником и вице-королем Гос-
пода на земле, законным преемником святого Петра, каковой был преемником Иисуса Христа, первого вселенского пастыря его супруги Церкви.
Сокровища ваша милость и братья ваши по ордену можете употребить на то, что сочтете более разумным и праведным, ради вящей славы веры нашей. Точно следуйте знакам, кои я изобразил на рисованной мною карте, приложенной к этой последней хорнаде.