И я снова впал в абулию. С неделю пролежал в своем номере, не имея сил даже пойти помыться. Несколько раз пытался выйти на улицу, чем-нибудь заняться, но все кончалось тем, что я валился снова на кровать. Я затыкал газетами щели в дверях и окнах, чтобы не проник ни один луч света. Такое со мною уже было в Германии, и я знал, что это может быть серьезно. Меня осаждала мысль о самоубийстве. Будь У меня в номере оружие, очень возможно, что я бы застрелился. Но что интересно, падре,— я больше не страдал. Мною овладела летаргия, полное безразличие. Мне казалось, что и я, и все мои проблемы — это что-то внешнее, ко мне не относящееся.
Однажды мне все же удалось подняться. Я побрился и вышел на улицу. Очень трудно было при-
1
Фрондиси Артуро (р. 1908) — аргентинский государственный и политический деятель, президент в 1958—1962 гг.выкать к свету. Попытался поесть, но не мог. Пошел по улице Корриентес и вдруг увидел лицо, напомнившее мне Грасиэлу. После многих лет я вновь о ней вспомнил, и мне захотелось ее увидеть.
В тот же день я поехал в Монтевидео, однако Грасиэлы в Уругвае уже не было. Ее бывший муж увез ее в Бразилию. Денег у меня оставалось еще достаточно, и я принялся их транжирить со своими прежними собутыльникалАИ из монтевидеанской богемы. Ни к Лучо, ни к Карлитосу идти не хотелось. Зачем? О чем я буду с ними говорить? Об Александрии? Я стал якшаться с самыми деклассированными типами. Просадил много денег в «хенералу», играя в разных кафе на площади Индепенденсия, зато научился в нее играть. Этим я жил несколько месяцев. Главное, я научился выигрывать, оставляя своих партнеров в убеждении, будто выиграл я благодаря удаче, не ловкости. А это великое искусство, падре. Если бы мне еще очень хотелось жить, думаю, что я мог бы этот принцип генерализировать, применить его к своему знанию мира и людей, мобилизовать все лучшее из своих иезуитских запасов и достигнуть всего, что может мне предложить сей мир,— однако моя воля больна. Единственное, что меня трогает,— это дети. Порой охватывает желание посвятить им остаток своей жизни, но все, что приходит в голову в этом плане, кажется мне негодным. Кроме того, пугает мысль о «нормальной» жизни. Я не смог бы работать по расписанию и притворяться, будто чту принципы, которых у меня уже нет. Право, не могу придумать ничего толкового.
Как-то я познакомился с доктором Саморано, психиатром несколько богемного склада, любителем шахмат, который посещал кафе «Армония». Странный тип. Проговорив со мною сорок восемь часов, он меня убедил, что я сумасшедший, и предложил свои услуги. Я согласился и вместе с ним отправился в Колонию-Этчепаре, где он работает уже много лет. Живу здесь вот уже три месяца. И в этой среде я, вместо того чтобы убедиться в своем безумии, усомнился в здравом уме всех остальных. Самого доктора Саморано застали на прошлой неделе рано утром в тот момент, когда он мочился в буфете в столовой, где стоит посуда для медперсонала. И директор от него не отстает. Фамилия директора —
Де ла Льоса. Он придумал метод лечения «трудотерапией», который состоитцглавным образом в том, что пациентов запрягают по нескольку человек в повозку, и они выполняют работу тягловых животных. Сам он убежден, что результаты замечательные, однако убедить в этом своих сумасшедших ему не удается. Тут уже было несколько попыток его убить. Эксгиби- , ционист Кеведито, который по четвергам, в день посещений, обнажался и пытался взлететь на Луну, неистово носясь по двору с пронзительным визгом, сделал попытку его убить по наущению других. Он кинулся душить врача, когда Де ла Льоса спускался с крыльца своей канцелярии,— пришлось четверым парням его отрывать. Беднягу Кеведито отправили в корпус для буйных, там он во власти санитара Контурен, славящегося своей свирепостью. Недавно этот Контурен убил одного кататсника. Вознамерился заставить беднягу встать с пола и столько пинал ногами, что тот отдал богу душу. Невтерпеж стало, говорил Контурен, что этот тип совсем не двигается, и он поклялся, что заставит его побегать. И несчастное существо, жалобно стеная, скончалось от паралича сердца. Контурен отделался выговором. Что сейчас происходит с Кеведито, я даже не хочу узнавать.
И все же, несмотря на эти повседневные ужасы, Колония-Этчепаре не лишена привлекательности. Расположена она на берегу Санта-Лусии, на территории в семьдесят гектаров, пейзаж истинно буколический. После полудня здесь всегда веет благоухающий ветерок и вечерами над рекою, сквозь ветви плакучих ив, алеют дивные закаты.