Шестой

Мне до боли хочется ощутить его в себе. Все тело вспыхивает, жажда близости с ним, как пожар, по венам распространяется по всему телу. Потребность — не самое подходящее слово, чтобы описать то, как мое тело жаждет ощутить прикосновение его кожи к моей. Между нашими телами появляются лихорадочно двигающиеся руки, но все мое внимание сосредоточено на его губах. Легкий тычок между бедер, затем сильный толчок, и все словно погружается в туман. Мысли исчезают.

— О чеееерт, — стону я, и глаза у меня закатываются.

Первый толчок всегда цепляет меня сильнее всего.

Никаких передышек, его бедра безостановочно двигаются вперед-назад, входя и выходя из меня.

Руки впиваются мне в попу, когда он притягивает меня к себе на входе, ударяя меня о стену, словно пытается трахнуть меня так, чтобы я прошибла ее насквозь.

Пальцы у меня самопроизвольно сгибаются, ногти впиваются ему в кожу.

Мощно. Грубо. По животному.

Секс — низменный инстинкт, но я никогда не ощущала ничего приятнее.

Все клетки тела горят, тело двигается само по себе и подчиняется атаке его члена, пытающегося уничтожить меня. В голове осталось только одно слово...

— Еще!

Еще больше удовольствия, еще больше потребности в нем, в его члене. Быстрее, резче, пока я не смогу больше выносить это.

Тело Шестого было напряжено с самого начала, но с каждой секундой он становится все жестче и жестче.

С моих дрожащих губ срывается всхлип, все мышцы напрягаются. Мозг затапливает восторг, когда я откидываю голову и кричу.

Шею овевает горячее дыхание, пока на меня волнами накатывают конвульсии, а Шестой все ускоряет свои толчки. Его рычание вынуждает меня застонать в ответ.

Чертовски сексуально.

Еще несколько мощных толчков, и он врывается в меня с такой силой, что я слышу, как за спиной трещит гипсокартон.

Зубы сцеплены, мышцы напряжены, и вот он громко и прерывисто стонет. С каждой пульсацией его член продвигается еще глубже, чем это вообще возможно представить.

Шестой вздрагивает, когда кончает, и расслабленно наваливается на меня. Я не в состоянии удержать ноги на его талии, и он тоже не может удерживать их, да и меня тоже, поэтому мы просто сползаем по стене на пол.

Кончив, я пытаюсь восстановить дыхание, и тут боль от ран дает о себе знать.

— Мне стоит давать тебе пушку почаще, — шепчет Шестой, уткнувшись носом мне в шею.

Я фыркаю, ощущая себя так, словно превратилась в желе.

Да, определенно стоит. Особенно, если в результате у нас чаще будут вот такие моменты.

***

На следующий день руки у меня ноют. Болят все мышцы, которые задействуются при стрельбе из оружия. Мышцы, которыми в своей прошлой жизни я никогда не пользовалась. Особенно сильно болят мышцы больших пальцев. Они отказываются подчиняться мне, и я впервые осознаю, какую борьбу приходится вести всем живым существам, у которых отсутствуют большие пальцы.

Основной ущерб нанесла стрельба, но я уверена, что то, что мое тело висело на краю мостков в пятидесяти футах над землей, делу не помогло.

Рана на ноге промыта и забинтована, на плечо и опухшую щеку нанесен «Биофриз», плюс я выпила аспирин, которые помогает так же и от спазмов месячных, которые начались прошлым вечером.

На грудную клетку Шестого больно смотреть — она покрыта всеми оттенками черного и фиолетового. Он говорит, что чувствует себя нормально, бронежилет сделал свое дело. Одна рука у него перевязана, другая лежит в перевязке.

Приложив массу усилий и вытерпев боль, мы-таки смыли с себя всю кровь.

— Черт, это сложно, — ругаюсь я, пытаясь пропихнуть патрон обессилившим большим пальцем. — Сколько у тебя обойм?

Шестой сводит брови в одну линию, пока сидит, прижавшись к изголовью кровати, и загружает очередную обойму.

— Обойм? Тут нет обойм.

Я поднимаю в воздух обойму и машу ею у него перед носом.

— А что я тогда заполняю?

— Магазин.

Я выгибаю бровь и морщу нос.

— Звучит странно. Если это магазины, то почему во всех фильмах их называют обоймами?

— Потому что это Голливуд. Уверен, что когда-то давно, кто-то из шишек кинобизнеса решил, что обойма будет звучать лучше, а среднестатистический Джо все равно не поймет разницы.

Звучит вполне логично.

— И что же тогда обойма?

Шестой показывает мне магазин, который загружает.

— Она помогает вставлять патроны. Через обойму они поступают в магазин, который в свою очередь...

— Подает патроны в пистолет, — я закатываю глаза и качаю головой.

Шестой улыбается и кивает.

— Умница.

— Я заслужила пирожок?

— Нет, но если и дальше будешь себя так вести, то член тебе гарантирован.

— Ну, ты же знаешь, до какой степени мне это нравится, — я вставляю следующий патрон, только пятый по счету, но у меня не получается протолкнуть его, и две закругленные створки смыкаются.

Я отшвыриваю патрон на кровать и засовываю свой бедный большой палец в рот.

— Чевт, хвеново.

Шестой хмыкает и приподнимает бровь. Он берет магазин в левую руку, а патрон в правую.

— Фокус в том, что нужно сначала надавить на «спинку» последнего патрона, затем вставить новый патрон и подтолкнуть его большим пальцем.