Шествие динозавров

Более всего в дворцовых церемониалах мне не нравились отправления культов. Пять Богов — пять культов, один другого краше. Хвала Юнри, что не шесть: у Мнуарзига и Бгардаадд было шестеро детей, пять мальчиков и одна девочка, но женщинам в этом мире не поклонялись… Я долго не мог уяснить, в причина моей неприязни к культовым ритуалам, пока не понял, что профессиональный интерес историка довольно глух, зато во весь голос говорит чутьё ниллгана-телохранителя. Ларчик открывался весьма просто: дорога к святилищам, похороненным в недрах Эйолудзугга, обычно пролегала узкими, слабо или вовсе никак не освещёнными потайными лазами, которые ничего не стоит при минимальном желании и усилии обрушить либо затопить. Всякий раз, идя с факелом в одной руке и мечом в другой впереди императора, я ощущал себя в западне. И не стрелы из-за поворота я боялся. При некотором везении можно было бы отразить её, при полном отсутствии означенного везения — принять в грудь… и вернуться в Землю Теней. Но медленная смерть от удушья в наглухо обрубленном с обеих сторон каменном мешке меня отнюдь не прельщала. Наиболее естественным способом избегнуть угрозы было бы запретить императору вовсе посещать все эти жертвоприношения, камлания и прочие аллегорические действа. Но, само собой разумеется, этого сделать я не мог. Такой запрет шёл против всех правил эпохи. Он был равноценен добровольному отказу Луолруйгюнра Первого от престола.

Вот и сейчас я брёл, царапая макушку о низкие сырые своды и мысленно богохульствуя, в спину мне тяжко дышал Солнцеликий, следом топотали мрачные эмбонглы, а уж в самом хвосте процессии влачилась прочая знать. «Случись что — зарежусь, — малодушничал я в своих мыслях. — Раньше всех. А они пусть как хотят… Клянусь молотом Эрруйема, в другой раз возьму верховного жреца за бороду и погоню рядом, вместо заложника». Под ногами хлюпало, с потолка за шиворот прыгали ледяные капли, и мне чудилось, что это маленькие, но предельно ядовитые паучки. И не смертоносного укуса я страшился, а позорно изнывал от отвращения.

Но и на сей раз никто не почёл за благо привалить нас камнями. Всё обошлось. Император бесцеремонно отпихнул меня, восстанавливая субординацию, и прошествовал на предусмотренное ритуалом место напротив алтаря. Я вдвинул гузуаг за пояс: здесь не полагалось осквернять ладони оружием. Полыхали факелы, треща и фыркая едким дымом. Голова чуточку плыла: в затхлый воздух подземелья явно подмешали какую-то наркотическую вонь.

Это было Святилище Воды. Здесь возносились жертвы богу Йогелджу, владыке океана, хозяину всех рек, озёр и иных водоёмов, едва ли не дождевых луж, покровителю мореплавателей. Если верить мифам, Йогелдж не был антропоморфен. В этом смысле фантазии у зигганов оказалось больше, чем у наших «тарелочников», которые за всю историю своего культа так и не измыслили ничего умнее, как раскрашивать своих пришлых человекообразных идолов во все цвета радуги…

Я попал сюда впервые.

Посреди пещеры матово-чёрной линзой недвижно лежало озеро. В пляшущих отсветах факелов казалось, что оно дышит. Словно гигантский слизень, задремав, выставил на всеобщее обозрение свой бок. Алтарь торчал из озера, будто сломанный зуб. По берегам в два ряда замерли факельщики в чёрных балахонах. Где-то по тёмным углам попукивали невидимые трубы.

Дзеолл-Гуадз, голый по пояс, размалёванный охрой и белилами, сидел на каменном полу и остекленело таращился в угольные непроницаемые воды. Что он там хотел увидеть? Или уже видел? Вокруг жреца на медных блюдах нервно вспыхивали зелёные огоньки, над ними восходили струи пахучего белого дыма. Наверное, если долго смотреть в эту мертвенную гладь, да ещё перед тем изрядно нанюхаться — не то что Йогелдж во плоти примерещится, а и сам Паук Бездны в пору своей молодости…

Факельщики негромко заухали — сначала вразнобой, но с каждой минутой всё слаженнее, находя и выстраивая общий ритм. Трубы подхватили эту варварскую мелодию, повели за собой. Забубнил огромный барабан, тоже невидимый.

Император скинул с головы капюшон, его лицо обострилось, по-волчьи оскаленные зубы блестели. Здесь он не был «властно попирающим твердь». Вообще никаких владык — одни рабы. Невольники ритма и звука. «Как у нас на концерте каких-нибудь долбежников и пузочесов», — подумал я, сражаясь с прущими из недр подсознания тёмными инстинктами. Пока мне это удавалось: всё же, не до конца ещё обдуло ветрами язычества налёт цивилизации. «Нет, братцы, меня вашим хард-роком не проймёшь, я на «Дип Перпл» вскормлен, на «Блэк Саббат» вспоен, я гастроли «Пинк Флойд» пережил…»[71]

Позади меня кто-то повалился ничком, заколотился башкой о камень. Эмбонглы… Где темнее, там и слабее. «Защитнички, мать вашу, паучья кровь, вот и доверяй вам после этого!» Впрочем, в стане юруйагов тоже наметилось прослабление. Некоторые уже пали на колени, мотая головами, как взнузданные. Солнцеликий вскинул над головой тощие руки, стиснул кулаки, словно угрожая кому-то. До меня явственно донёсся скрежет его зубов.