Шествие динозавров

Хотел бы я предугадать, какой из зигганских мифов на моих глазах обретёт плоть в следующий раз!

Глава двадцать шестая

… а я всё гадал, кем же на самом деле является этот громила Ратмир, в каком чине состоит и специалистом в какой области изволит пребывать. Была даже такая феерическая гипотеза — начальник службы безопасности… Все догадки и нелепые домыслы рушатся легко и непринуждённо, когда на факультатив по темпонавтике в качестве мастера жалует не кто иной, как мой загорелый Мефистофель.

— А я-то думал…

— А я оказался… Да, Славик, я темпоральный физик, да ещё исполняю обязанности… как это называлось в ваше время… главного инженера проекта.

— Но откуда у тебя такие познания практически во всём?!

— «Почему, дружок? Да потому, что я жизнь учил не по учебникам…»[72] — посмеивается он. — Что тебя удивляет? Я занимаюсь тем, что перевожу все планы и намётки наших многомудрых теоретиков в практическую плоскость. Я и сам не раз бывал в прошлом. И если бы за каждую темпоральную миссию, как космонавтам в ваше время, давали по звёздочке Героя, я бы походя переплюнул вашего Леонида Ильича[73]. Между прочим, Нунка тоже… дважды Герой, так что относись к ней с пиететом.

— Ну, и что же такое время, мастер Ратмир?

— А вот что… Только давай без иллюзий, Славик, хорошо? Всё едино ты ни черта не поймёшь, так что просто развесь уши, раскрой рот и слушай.

— Мой рот — экскаваторный ковш, мои уши — граммофонные трубы, о, учитель!

Непохоже, что он в большом восторге от моего озорного настроя.

— Ну, и что ты думаешь о времени? — вопрошает он, хмурясь.

— «… И всё же существуют четыре измерения, из которых три мы называем пространственными, а четвёртое — временным»[74], — говорю я.

— Классиков чтим — это хорошо… Для начала, — Ратмир вздевает мохнатый палец, — Время не есть четвёртое измерение. — В его устах это слово даже звучит с большой буквы! — Это всё романтизм неофитов. Четвёртое измерение как таковое — исключительно математическая абстракция для разрешения некоторых теоретических противоречий. Правильнее будет воспринимать Время как среду, как гиперпространство… хотя и этот термин изрядно дискредитирован фантастами… в которое погружён наш объективный мир. Ты когда-нибудь пытался всерьёз представить себе бесконечность Вселенной?

Я озадаченно мычу.

— И не пробуй. Побереги серое вещество от перегрева. А если я скажу тебе, что на самом деле Вселенная конечна?

— Я вынужден буду задать вопрос, в чём же эта конечная Вселенная покоится.

— И опять свихнешь мозги. Особенно если попытаешься привлечь к осознавательному процессу своё богатое воображение и будешь размышлять над этим парадоксом достаточно долго. Теоретики, утверждающие конечность Вселенной, не утруждают себя такими заботами. Они просто говорят, что так и есть, и рисуют на доске формулы.

— Вот сволочи…

— Если тебя это утешит, Время и есть вместилище Вселенной.

— Тоже мне утешеньице!

— Ну, я же предупреждал… Можно назвать Время «тонким миром», но этот термин введён в оборот и, как результат, необратимо опарафинен мистиками, хотя, пожалуй, по смыслу он ближе всего. Время обладает своей физикой и своей математикой, существуют кванты Времени. Приборами они не обнаруживаются, потому что, в отличие от физических квантов, абсолютно статичны, между тем, как прочий материальный мир с его средствами наблюдения относительно динамичен… Но при всём этом Время управляется законами, которые никак нельзя назвать объективными в традиционном значении. У Времени, коллега Змиулан, есть психологический аспект. Неким труднообъяснимым образом Время связано с высшей нервной деятельностью.

— Выходит, инфузории-туфельки и амёбы существуют вне времени?!

— Никоим образом. Ничто и нигде не существует вне Времени, кроме самого Времени. На самом деле, это оно измеряет нас, а не мы его своими клепсидрами, гномонами и будильниками фирмы «Роллекс». У самого Времени — иные измерения… Все объекты материального мира пребывают во Времени, но лишь до носителей разума оно снисходит, чтобы эффективно с оными взаимодействовать.

— Угу, — киваю я. — Масоны, розенкрейцеры, йоги…

— А что же, и масоны, и йоги. Я же предупреждал, почти все сколько-нибудь адекватные термины дискредитированы… Кстати, как ты относишься к термину «демократия»?

— Вполне уважительно.

— Ты можешь вообразить себе общество, в котором это слово станет ругательным?

— Могу — фашистская диктатура.

— Если ты, историк, полагающий себя специалистом в свой области, о гитлеровской Германии, то…

— Да, я неправ: национал-социалисты Гитлера пришли к власти благодаря массовому и свободному волеизъявлению народа. Тогда — абсолютная монархия.

— Ну, возможно. Если такие когда-либо сосуществовали с реальными демократиями.