Я уже ничего не хочу. Не нужно мне ничего выяснять, разбираться, рвать на груди рубаху. Я сдаюсь. Хочу туда, где хоть что-то понятно. К свету, к людям. В свою каморку, в «Саратов-12».
Но я не могу отодрать ног от земли, пока он не растворяется в темноте без следа…
Глава тридцать пятая
Я всё знал о себе.
Ясно было мне, каким образом и с какой целью попал я в империю Опайлзигг, какова моя задача. Уберечь императора от подосланного убийцы, от случайного кинжала, от нечаянной стрелы. Это я исполнял с самого начала… Каждый раз, продирая утром опухшие от беспорядочных побудок глаза, я вспоминал что-то новое. Со временем это обратилось в подобие игры. Я даже загадывал, какая завеса спадёт с тайны моего фантастического приключения с приходом нового дня. И вот настало такое время, когда ничего нового я не узнал.
Однако пользы эксперименту я принёс немного, это очевидно. По-прежнему неясен мне был этот мир. Неясны были его законы, скрытые пружины, приводившие в действие этот общественный механизм. И толку от моего исторического образования, а в особенности от моей мнимой осведомлённости в искусстве политической интриги, было ровно с гулькин фаллос. Я не понимал логики насаждаемых императором социальных нововведений. К слову, не понимали этого и простые зигганы. Но им-то понимание вбивалось огнём и мечом. Цао-гун[82]
писал — вернее, ещё только напишет в начале нашей эры: «Установи правила, и пусть не нарушают их; а если кто-либо нарушит, казни их». В трактате «Сыма фа»[83] на сей счёт будет сказано: «Если, убивая людей, тем самым создаёшь благополучие людей, убивать их можно». Мои соотечественники и современники тоже, кстати, привнесут свой вклад в тактику общественного строительства: «Железной рукой загоним человечество к счастью»…А мне сейчас требовалась обычная логика. Желательно на уровне исторического материализма. И хорошо бы марксистско-ленинского.
— Пусть юйрзеогр откажется раздавать рабам землю, — долбил я Солнцеликому во время ночных наших бдений.
— Ты не смеешь мне указывать! — взвивался Луолруйгюнр под потолок. Потом, остывая, прибавлял: — С мечом ты хорош. В государственных делах — тёмен.
— Но почему, почему?! Отбери земли у рабов, и угроза твоей бесценной жизни вполовину уменьшится. Как с Востока, так и с Запада.
— Грязные свиньи, годные лишь перекапывать рылами мои поля в поисках кореньев… Они никогда не отважатся поднять на меня оружие.
Он мог бы не кичиться своей доблестью при мне. Пять последних арбалетных стрел в открытые окна и два копья из-за угла направлялись в Солнцеликого именно «раскулаченными» князьками.
— Не пойму тебя, Змиулан. Ведь ты должен поддерживать все мои начинания. Во-первых, я твой властелин. Во-вторых, таков был изначальный уговор: ниллганы всегда на одной стороне с теми, кого охраняют. В-третьих, то, что я делаю, естественно и разумно. Хозяин на своей земле более работящ, чем на чужой. Он спокоен за своё будущее, потому что землю, на которой он добывает пропитание для себя, своих детей, буйволов и женщин, никто не отнимет, пока не проснётся Паук Бездны…
— … или не придёт новый юйрзеогр.
— Ты что-то путаешь. Как новый юйрзеогр может отменить законы старого?
— В нашем мире такое сплошь и рядом.
— Ваши законы писаны для мертвецов, а мы здесь живые люди.
— Добро, вы живые люди. Тогда объясни, почему рабы убегают с тех земель, что ты им даришь от своих царских щедрот, прочь от твоих непонятных милостей. Куда угодно — на Млвануррену, где вообще нет никакого закона, к буммзигганам, где их скорее съедят, чем накормят…
— Они глупы. Они не сознают своего предназначения.
— Или не умеют быть свободными.
— Как это?!
— Очень просто. В этом мире по-настоящему свободны только двое: ты, которому подвластен весь Юнгоуннгэр, и я, потому что мне некого бояться. Смешно, не так ли?
— Я не смеюсь, ниллган…
— А те, кому ты раздаёшь земли, никогда не были свободны. Как может быть свободен сын раба и рабыни, сам ещё вчера спавший с козами и евший из одного корыта со свиньями? Ты слишком спешишь, Солнцеликий. Было бы неплохо собрать вместе всех твоих рабов и отправить лет эдак на сорок бродить по долине Лэраддир, пока не умрут последние, кто помнил своё рабское прошлое. А вождём над ними поставить Гиам-Уэйда — этот уж точно не выведет их к жилью до срока, и все годы будет морочить им головы своими пророчествами…
— Я не проживу столько и не увижу плодов своих начинаний.
— Зато сын твой будет иметь дело со свободными людьми.
— Мне некогда ждать. Лучше я разошлю во все края отряды юруйагов, и чёрные латники живо научат этих скотов любить свободу.
— На все земли империи не достанет никаких юруйагов.
— Ты даже не представляешь, насколько мой отец любил юмбл-юмбл…
— Это-то меня и пугает больше всего. За маленькие удовольствия Молниеглазого его державный сын должен платить своей безопасностью. Впрочем, чем больше юруйагов ты спровадишь со двора, тем меньше мне хлопот с этими чёрными скорпионами. И хорошо бы их всех там поубивали.