Шествие динозавров

Я уклончиво хмыкнул. В проницательности Первому ключарю нельзя было отказать. Третьего дня я пытался разговорить генерала корпуса юруйагов в его собственном логове. Мне хотелось допытаться, кем же он был в своей жизни, что ему так ненавистна перспектива сменить Луолруйгюнра на троне. И, быть может, узнать побольше о том мире, что являлся ему в бредовых видениях «оюназуу». Я пришёл с кувшином лучшего полынного вина, ожидая, что оно охладит его жгучую и непреходящую неприязнь ко мне и, как водится во всех мирах, пособит сближению двух настоящих мужиков. Меня ждал сюрприз. Даже два сюрприза. Во-первых, Элмайенруд вышвырнул кувшин в открытую дверь, чудом не окатив меня липкой отравой с головы до ног. Я чудом увернулся. Если бы окатил, я был бы в своём праве убить его… или он этого и добивался? А во-вторых… Что я слышал с первого момента пребывания в империи? Женщины — говорящие животные, ходячий скарб, нет у них в жизни иного места, кроме хозяйского ложа да очага для приготовления пищи… Потом появилась Оанууг, которая сочиняла стихи. Потом была ночь, когда я узрел Эрдаадд. И что я увидел, когда вошёл без стука в покои Элмайенруда? Я увидел, как генерал чёрных латников, суровый воин и грубый мужик, лежит нагишом на своём лежбище, устроив седую голову на коленях немолодой, но дивно красивой зигганки, и блаженно жмурится от прикосновений гребня в её руках к своим спутанным волосам. И что он сделал, когда я вломился, как последний хам, и разрушил эту идиллию? Он не прогнал её пинками, как докучливую собачонку, нет… он отпустил её в смежные покои, ласково проведя рукой по её щеке и приобняв за талию… он со вздохом юного влюблённого проводил её взглядом… а прогнал-то он как раз меня, и именно как собаку…

— Почему же ты не питаешь дружеских чувств ко мне? — пасмурно спросил Дзеолл-Гуадз. — Почему к ним, а не ко мне? Ведь мы так похожи. Мы почти всемогущи в этом мире, каждый по-своему. Ты непобедимый воин, я великий чародей. Ты служишь одному богу, я — всем пяти. Что нас разделяет?

У меня не было ответа. Жрец и впрямь делал всё, чтобы завоевать моё расположение. Всем, что узнал о лабиринте, я был обязан ему. Он открыл мне способ покидать дворец, когда пожелается. Он допустил меня в библиотеку. Во всех отношениях это была бы полезная дружба…

Но я ничего не мог с собой поделать.

Было в нём что-то, отвратительное мне. Не во внешности, не в повадке. Таилось где-то глубоко внутри него, и мои инстинкты бунтовали, не объясняя причин…

— Я знаю, чего ты хотел от Элмайенруда, — сказал он. — Не питай надежд: он не ответил бы ни на один твой вопрос. У меня есть способы извлечь из человека все потайные воспоминания, всю память о прошлых воплощениях. Кто-то может и не подозревать о «следе призрака» в своих снах. Но я беру его в подземелье, подчиняю воле Пяти Богов, и он с облегчением выкладывает всё самое сокровенное. С Элмайенрудом так не получится. Он только кажется тупоголовым сыном носорога и ослицы. Его воля не уступает моей, мои чары разбиваются о заслоны его памяти, как волны о скалистые берега бухты Нлубеог, и я благодарю Юнри, что мы не противники. А ты, ниллган, хочешь сорвать покровы со своей памяти?

— Не думаю, что тебе удастся.

— Ты излишне самонадеян. Мне даже не потребуется необходимое в таких случаях оборудование. Ты прост, как пещерный слизняк, и открыт моей воле, как эта водная гладь…

Его глаза горят пульсирующим зелёным огнём, будто два семафора во тьме.

Затем — короткие вспышки света. Нет, это не вспышки, это плоские, призрачные картины, будто проецируемые на дымовую завесу, и не то они набегают на меня, как фонари по ходу поезда ночью, не то я пронизываю их собой с громадной скоростью. На краткое мгновение всякая картина обретает цвет, объём и звук. И сменяется следующей прежде, чем я успеваю что-либо рассмотреть. И голоса — нарастают… оглушают… тают позади…