Шествие динозавров

Я попятился, прорвал круг беснующихся тел. Запинаясь, трудно пропихивая своё неуклюжее тело сквозь холодное желе воздуха, устремился прочь, под защиту камней. Внутри черепа бойко вращалась сверкающая карусель. В ушах звенело, кровь барабанила в виски… Казалось, ещё немного, и я буду разоблачён. Я единственный, кто не избавился от балахона и не влился в этот шабаш. И неизвестно, что произойдёт, если меня обнаружат. Может быть, просто убьют. Или принесут в жертву. Конечно, при себе у меня и меч, и руки-ноги, тоже страшное оружие, но судьба меня ограждала, и ни разу ещё не довелось мне обратить его против женщин. И оттого не знал я, смогу ли преступить и этот барьер.

… Над разнузданной круговертью вставал гигантский призрак. Костлявая женская фигура в развевающихся на неосязаемом, нездешнем ветру одеждах. Можно было различить спутанные седые космы, иссохшие руки, простёртые к пляшущим женщинам. В размытом пятне света, заменявшем лицо, угадывались провалы пустых глазниц, щель беззубого рта. «Эрда-а-адд!!!» — взметнулся пронизывающий, выворачивающий душу визг.

Эрдаадд, первоматерь всех людей, посмотрела на меня.

Я зажмурился, отгородился от этого безглазого взгляда локтями и коленями, вжался спиной в замшелый сырой камень. Если бы можно было, я зарылся бы в землю, как крот, обратился бы в тень, лишь бы остаться незамеченным… Я не способен был сопротивляться, да и не видел смысла. Что я мог противопоставить этой древней, потусторонней силе? Тысячелетия грандиозного эксперимента под условным названием «цивилизация» не снабдили меня опытом противоборства с восставшими из небытия, из мифа богами.

… Я знаю, что нет никаких «летающих тарелочек», а есть испытания секретной военной техники. Я знаю, что снежного человека не может быть, потому что не может быть никогда. Я знаю, что «морского змея» тоже не существует. Я знаю, что привидений не бывает, потому что если человек умер, то он умер весь, без остатка. Я знаю, что божественного промысла нет, а есть удобный повод всё человеческое гадство списать на чужого и сильного дядю, до которого всё равно не достучаться и не достать. Я знаю, что нет злого рока и дурных предзнаменований, а есть причинно-следственные связи и теория вероятности. Прекрасно. Тогда кто там стоит, в хороводе каменных идолов и голых женщин? Кто?!

Я устал. Я измучен всей этой мистикой. Я измучен вопросами, на которые не дают ответов. И пусть делают со мной что хотят.

… Время резиново тянулось, обтекая меня не то мгновениями, не то годами. Я утратил ощущение собственной плоти, моя личность рассыпалась на мириады осколков. Может быть, я умер.

Чьи-то пальцы коснулись моего плеча. Осторожно, но настойчиво встряхнули. Я убрал руки от лица, разлепил веки.

Кромешная тьма. Тишина. Наваждение развеялось.

Передо мной стояла Оанууг. Уже не ведьма. Но ещё не покорная раба мужских прихотей. Лицо её хранило ещё печать колдовства, глаза мерцали — не обычным голубым, а чужим светом, призрачно-зелёным. Обнажённое тело, облитое лунным светом, казалось ледяным изваянием. «Языческая мадонна», — подумал я отстранённо.

— Всё прошло, — сказала она резким, отрывистым голосом.

— Что это было? — спросил я шёпотом.

— Разве ты не видел? — припухшие губы Оанууг тронула холодная усмешка.

— Но зачем ты привела меня сюда?

— Ты не такой, как все. Мне нужно было говорить о тебе с первоматерью.

— Ты говорила… с ней?!

— Да.

— Что она тебе сказала?

Совершенно нелепое желание — знать, что о тебе думает божество. И неясно, чего тут больше — любопытства или мелкого человеческого тщеславия…

— Эрдаадд приказала мне быть с тобой.

— Но ты и так со мной!

— Ты не понял. Первоматерь приказала мне. Я не ошиблась в своём предназначении. Ведь я — женщина, а ты — ниллган.

— Значит, ты для меня — подарок богов… Но кто эти женщины, что тут происходило?!

— Ты не поймёшь. Ты — мужчина, и это знание больше твоего разума. Молчи. Не надо ничего спрашивать. Такая ночь бывает раз в году. Это женская ночь. Это моя ночь, и я здесь повелительница. Молчи и повинуйся.

Уверенными, хозяйскими движениями Оанууг стянула с меня накидку, и я не прекословил ей. Потом она приникла ко мне по-змеиному гибким, прохладным телом, оживляя и обращая мою испуганную плоть во вскинутый гузуаг, и отдалась мне — целиком, до последней капли. И чёрные каменные истуканы слали нам своё благословение.

Глава тридцать вторая

… падаю в лифте сквозь бессчётные этажи «Саратова-12». Где, на каком из них покидаю кабину — неведомо. По указателям нахожу платформу магнара. Вокруг ни души. Это мне на руку. Без единого звука из темноты туннеля выныривает акулий нос ярко освещённого изнутри вагона. С шорохом распахиваются створки дверей, зазывают, заманивают. Одолев некоторое борение чувства с долгом, переступаю заботливо скруглённый порожек.

Я — беглец. Возможно, меня ищут, Не исключено, что с собаками. За всё время не видел тут ни одной собаки. Вымерли, заодно с крысами?.. Я удрал из лаборатории. Наплевал на очередной сеанс гипнопедии. Пропустил семинары. Наклал три кучи вонючи на их дела.