Шествие динозавров

— Когда я вызвал тебя из Земли Теней, то сразу понял, что где-то была допущена ошибка. Дело ниллганов — молча стоять за левым плечом Солнцеликого, пить настой травы зуггзугг и делать юмбл-юмбл женщинам, которые больше не нужны юйрзеогру. Ты же сразу начал задавать вопросы. Что ж, пускай… Мы заключили договор: ты не мешаешь мне направлять Солнцеликого, я не мешаю тебе удовлетворять своё любопытство. Но не прошло и полной луны, как ты стал разговаривать с ним, а он — тебя снисходительно выслушивать. А я не знаю содержания ваших ночных бесед. Я способен слышать биение сердца всякой твари в потайных ходах Эйолудзугга, всякий вздох в коридорах Эйолияме, но есть места, над которыми нет моей власти. Это покои юйрзеогра. Так решили Пять Богов, так было всегда, и в этом есть свой резон. Даже жрецы из рода Дзеоллов не вечны, и кто ведает, окажется ли мой сын настолько же мудр и предан роду потомков Гзуогуама Проклятого, как и я…

— У тебя есть сын? — спросил я.

— Я обязан иметь сына, чтобы алтари Пяти Богов не остались без призора. Я обязан иметь нескольких сыновей, чтобы не произошло непредвиденного… Но я не могу позволить себе иметь врагов в собственном доме.

— Эйолияме — не твой дом, жрец.

— Мой дом — всё, что омывается водами Океана Крови под этим солнцем.

— Хорошо. Знай же, что я никому не враг. Тебя устроит такой мой ответ?

— Я с радостью услышал бы, что у нас общие враги.

— Ты заигрался, жрец. Я ниллган, и я чужой здесь. Может быть, я и пытаюсь сделать вид, будто ничем не отличаюсь от зигганов, кроме тусклых глаз. Может быть, я даже искренне желаю стать для вас своим. Это ничего не меняет. Придёт срок, и я уйду отсюда, как и пришёл. А вы останетесь. Все останетесь, кроме тех, кого я, исполняя служебный долг, прихвачу с собой в Землю Теней. Вы все одинаково мне безразличны. И вы все одинаково мне интересны. Я таких ещё не видывал. Тебе может быть неприятно это услышать, но я вас практически не различаю, и никого не выделяю специально. Для меня, ниллгана, и Первый ключарь Эйолудзугга и слепой нищий Дууз-Дзаби с площади Мниллаар — на одно лицо. Ну, разумеется, здесь есть несколько особенно раздражающих меня засранцев…

Зигганы не были изобретательны в сквернословии. Я уже подмечал, что некоторые их бранные слова подозрительно напоминают неуклюжие кальки с наших ругательств. Словно кто-то в меру своего интеллекта и словарного запаса озаботился переводом с русского на местный. Да чего там, я даже предполагал, кто именно… К тому же, зигганы не воспринимали, а следовательно, и не обижались на чересчур короткие ругательства. Это я уже просёк из опыта каждодевных стычек с юруйагами. Посему ёмкое русское «засранец» здесь превращалось в «глупого дурака, который опорожняет свой кишечник прямо себе на ноги, не успев приподнять подол гимры, отчего все в отвращении затыкают носы, отворачиваются и всячески поносят его за неопрятность и скудоумие». Прибавить сюда ещё и общую фонетическую избыточность зигганского языка…

Поэтому Дзеолл-Гуадз стоял, наклонив кудлатую башку, и сосредоточенно внимал моей тираде на протяжении добрых десяти минут.

— Ты не слишком прямодушен, ниллган, — промолвил он, дослушав до конца. — Я знаю, что Лумвуймадз сверх меры пристрастен к тебе, что вполне объяснимо, но вряд ли прибавляет вам обоим радости при встрече. Но не укрылось от моих глаз и другое…

«Ну, продолжай. Если ты о моих свиданиях с Оанууг…»

— Есть юруйаги, которым ты симпатичен. Возьмём того же Ялмигэйда — он нажил себе врагов, без конца рассказывая о том, как ты высмеял Лумвуймадза и как ловко зарубил Онигзмаурга. Есть юруйаги, которые симпатичны тебе, хотя у тебя нет никаких оснований рассчитывать на взаимность. Возьмём того же Элмайенруда…