Шествие динозавров

… Орущая толпа разгорячённых, нетрезвых, не по-доброму весёлых людей, над которой развеваются знамёна, почему-то чёрные с белыми письменами… «Администрацию — на-а-а хер! Председателя народного хурала — на-а-а хер! Всех на-а-а хер! Куда прёшь, жидовская рожа? Выступать?! На-а-а хер!»… со страшным лязгом откидывается люк бронированной машины, над головой — жирный, тёмно-сизый дым с проблесками пламени, а внизу, далеко внизу — сухой, растрескавшийся природный асфальт, какой принято называть «такыром», а может быть — и не природный, а обычный городской, рассевшийся под тяжкой поступью механических лап… «Слыхал? В Леннона опять стреляли, и он заявил, что ему это надоело, он собирает чемоданы и уезжает из Америки куда угодно, хоть в Ливерпуль, хоть в Париж, хоть в Москву»… старенькое пианино разнузданно тренькает фривольную мелодийку, и пианист, в своём ветхом фрачишке, со своей засаленной куделей вокруг загорелой лысины, больше похож на бомжа, и паркет, некогда блестящий, дощечка к дощечке, узор к узору, расселся и поредел, но пары кружатся самозабвенно и умело, соприкасаясь заскорузлыми, давно не мытыми ладонями, улыбаясь друг дружке щербатыми ртами… «Слава, не жалей их. Не прилепляйся к ним душой и плотью. Помни одно: это тени. Их нет и никогда не будет. И все они, так или иначе, когда-нибудь снова оживут, потому что мы разыграем с теми же фигурами ещё не одну партию»… дочерна загорелый человек в прохудившейся тельняшке и грязных брезентовых штанах смотрит в упор, а в руках у него старый чешский автомат «скорпион» с побитым ржавчиной стволом и раздолбанным деревянным прикладом, а руки кажутся грязными от сплошной сливающейся татуировки, но нет во взгляде угрозы, а так, скорее недовольство, что оторвали от какого-то важного дела… «За те бугры не ходи, там ох…нное радиационное пятно… откуда знаю?.. откуда, откуда… дня три назад одно мудило с той стороны вышло и сказало»… у самых ног из трещины в чёрной мостовой вырывались клочья пара, а ведь ещё вчера этот участок улицы был совершенно не повреждён и даже вполне проходим для общественного транспорта, теперь же следовало остановиться и ждать, что за сволочь вылезет из этой сволочной трещины, которую сама же, наверное, для себя и устроила… «Согласитесь, господа, что одно дело — хорошенькая ведьмочка в этаких… иллюзорных одеяниях, и совсем другое… Что вы все хмыкаете, сударь?!»… в глазах всё двоится, в груди щемит, ни единого лица не различить, все ряды амфитеатра сливаются в какой-то гнусный компот, свист и рёв, среди которого особенно резко выделяется чей-то гнусавый грассирующий голос: «Убирайтесь с трибуны, милостивый государь, ваше место в борделе, а не в Думе!»… Маришка глядит на меня, будто сквозь меня, улыбаясь приветливо, но отстранённо, как чужому, словно я изменился до неузнаваемости: «Разве мы встречались когда-либо раньше?»… всё было хорошо, всё было превосходно, в душе покой, в ушах музыка, а на стене висела картина акварелью: большая рыба с очень интеллигентным выражением своего рыбьего лица, изящно растопырив кисейные плавники, парит между едва намеченными стеблями тростника… и незнакомый женский голос, вернее — знакомый, но порядком подзабытый: «Что с тобой, милый? Тебя окатили из ведра?»…

Я стряхнул с себя морок, как ослабшие путы. Соорудил на одеревеневшем лице мерзкую ухмылку. На всякий случай опустил руку на рукоять гузуага.

Первый ключарь выглядел разочарованным.

— Пожалуй, я переоценил свои силы, — проронил он сквозь зубы. — Ты воистину необычный ниллган. Либо у тебя нет прошлых воплощений, либо они недоступны моему разуму, либо ты сильнее всех, кого я встречал при свете Лаиреме и Гбейгмимоа. Что за мешанина в твоём черепе?.. Я ничего о тебе не узнал.

Зато теперь я всё знал о себе…

Глава тридцать четвёртая

… тащусь сквозь темноту и холод в никуда. Такой темноты и такого холода я здесь ещё не знал. Теперь уже совершенно ясно, что я заблудился. И вокруг по-прежнему ни единой живой души, что могла бы указать мне дорогу. На любом человеческом языке и даже без такового. Просто взяла бы и ткнула пальцем в нужном направлении. Если я смогу толково разъяснить, какое направление мне нужно. Где же эти чёртовы небоскрёбы?! Если я что-то понимаю в небоскрёбах, они обязаны нависать надо мной, как проклятие божье, и притом полыхать тысячами своих окон. Какой-никакой, а ориентир… Но ничто надо мной не нависает, кроме непроницаемо-чёрного полотнища небес.