Шествие императрицы, или Ворота в Византию

…Можно сказать, что каждый любовник, хотя уже и коротко их время было, каким-нибудь пороком за взятые миллионы одолжил Россию (окроме Васильчикова, который ни худа ни добра не сделал): Зорич ввел в обычай непомерно великую игру; Потемкин — властолюбие, пышность, подобострастие ко всем своим хотениям, обжорливость и следственно роскошь в столе, лесть, сребролюбие, захватчивость и, можно сказать, все другие, знаемые в свете пороки, которыми или сам преисполнен, или преисполняет окружающих, и тако далее в Империи. Завадовский ввел в чины подлых малороссиян; Корсаков преумножил безстыдство любострастия в женах; Ланской жестокосердие поставил быть в чести; Ермолов не успел сделать ничего, а Мамонов вводит деспотичество в раздаяние чинов и пристрастие к своим родственникам.

Князь Щербатов

Голоса

Чего вы хотите? Эта женщина (Екатерина) в исступлении, вы это видите сами; надо, чтобы турки уступили ей во всем. У России множество войска, выносливого и неутомимого. С ним можно сделать все, что угодно, а вам известно, как низко ценят здесь человеческую жизнь. Солдаты прокладывают дороги, устраивают порты в семистах милях от столицы без жалования, не имея даже крыши над головой, и не ропщут. Императрица — единственный монарх в Европе действительно богатый. Она тратит много и без оглядки и ничего никому не должна; ее бумажные деньги стоят столько, сколько она пожелает.

Иосиф — Сегюру

Мне кажется, что война неизбежна для России, так как ее желает государыня, несмотря на умеренные и миролюбивые ответы Порты. Она настаивает на своей цели и хочет наполнить газеты вестью о бомбардировании Константинополя. Она говорит у себя за столом, что скоро потеряет терпение и покажет туркам, что так же легко войти к ним в столицу, как и совершить путешествие в Крым. Она даже обвиняет иногда князя Потемкина в том, что он по недостатку доброй воли не довершил ее намерения, потому что ему стоило только захотеть.

Граф Федор Ростопчин — графу С. Воронцову, послу в Лондоне

Когда Румянцев имел счастье заключить Кайнарджийский мир с Турцией, то, как теперь известно, у него было с собой только 13 000 наличного войска против армии более чем в 100 000 человек. Такая игра судьбы не повторяется два раза в течение века.

Монморен — Сегюру

В этой стране учреждают слишком многое за раз, и беспорядок, связанный с поспешностью выполнения, убивает большую часть выдающихся начинаний. В одно и то же время хотят образовать третье сословие, развить иностранную торговлю, основать разнообразные фабрики, распространить земледелие, напечатать новые ассигнации и поднять их цену, заложить новые города, заселить пустыни, заполнить Черное море новым флотом, завоевать северную страну и поработить другую и распространить свое влияние на всю Европу. Не слишком ли много?

Сегюр — Монморену

— О, гордый Ваза! Разорвав оковы.
Бежал ты из темницы, чтобы снова
Свободу возвратить. И Швеции родной
Стать сильной независимой страной!

У короля Густава III в этот момент был и в самом деле величественный вид: голова откинута назад, волосы рассыпались по плечам, глаза источали искры.

Первым захлопал барон Армфельдт. Он подал знак остальным — Эрику Рууту и Юхану Толлю.

— Браво, ваше величество, браво! Вы достойны увенчать созвездие шведских поэтов. Ваша драма должна быть немедленно поставлена на сцене Королевского драматического театра. Его счастливое основание благодаря вашей щедрости должно быть ознаменовано этой постановкой. Я позабочусь об этом.

— Вы мне льстите, Мауриц, — вяло произнес король. — Я-то отлично понимаю, что это незрелое сочинение, нуждающееся в прикосновении опытной руки. Я попрошу Чельгрена.

— Неужели вы усомнились в моей искренности?! — воскликнул барон.

— Но не в преданности, — поспешил успокоить его Густав. — Преданность часто поступается искренностью из самых лучших побуждений. Опять же в ваших лучших побуждениях я нимало не сомневаюсь.