Шествие императрицы, или Ворота в Византию

— За их спиной — Франция, думаю, не она одна, — задумчиво произнес король. Видимо, мысль Толля навела его на сомнения. — Конечно, Россия — грозный соперник. Но мы должны помнить, что не так страшен черт, как его малюют. Некоторые наши конфиденты доносят, что русская армия пребывает в расстройстве, что она плохо вооружена, наконец, что казна Екатерины пуста и бумажные деньги, которые она печатает без всякого стеснения, вконец расстроили всю ее денежную систему. Деньги потеряли свою стоимость, вот что. Это и нас постигло, как вы знаете.

— Судя по тому, что нам пишут, Екатерина способна на безрассудные поступки. Она может начать, — сказал Армфельдт.

— Э нет, у нее есть достаточно трезвые советники, — возразил король. — Они не дадут ей сделать опрометчивый шаг. Вы, барон, плохо информированы, это меня удивляет. Сколько мы знаем, Россия в настоящее время непрочно стоит на ногах. Ей не хватает не то что пушек, но и зерна. Как, впрочем, и нам, — поправился он. — А зерно есть такое же оружие во время войны, как и пушки.

— Золотые слова, государь, — подхватил барон.

— Но что же предпринять нам? — Король вопросительно обвел пирующих глазами. — Задавая этот вопрос, я предлагаю вам подумать над ответом. Основательно подумать. Вы знаете, в каком положении мы оказались. Разброд принял опасные формы. Покушения на королевскую власть становятся все более частыми. Зловредный дух идет от стортинга. Он попросту смердит. В армии все больше недовольных, особенно среди офицерства. Вы думаете, что я пребываю в неведении? Напрасно, господа! У меня достаточно доброжелателей и всюду есть глаза и уши. Но как быть? Я не хотел бы прибегать к арестам — это время прошло…

— Государь, надо как можно быстрей изолировать недовольных, — заявил Толль.

— Нет, это не годится, — отрезал король. — Начнется ропот, который может обратиться в бунт. Аресты — запальная искра, она вызовет взрыв. А его последствия трудно исчислить. Нет, нужен надежный громоотвод… Каким он должен быть, вот вопрос?

— Самый надежный громоотвод, государь, вам известен. Это война. Но с кем? Полагаю, что сейчас мы вовсе не готовы воевать с кем бы то ни было.

— Вот в том-то и дело, барон. — Король заметно оживился. — Война разрядила бы напряжение в стране, вызвать всплеск патриотизма. И на этой волне мы могли бы разделаться со своими противниками без особых опасений. Я имею в виду наших внутренних противников.

— Мы понимаем, государь.

— А внутренний враг порою опасней, нежели внешний, — продолжал Густав. — Однако мы пока не готовы, вы совершенно правы, дорогой барон. Надо собрать все силы в кулак. И ждать, ждать, ждать благоприятного момента. Я уверен — он наступит. Какой-нибудь из наших внешних врагов ослабнет. У нас есть сильный союзник — Франция короля Людовика…

— Но, боюсь, французы не станут ввязываться, — резонно заметил Армфельдт, — они предложат нам так же, как туркам, помощь своими офицерами-инструкторами. А мы в них не нуждаемся, у нас достаточно организованная армия, притом хорошо вооруженная.

— Они помогут нам деньгами, — объявил король с уверенностью. — А этого вполне достаточно. Деньги — артерия войны, как не уставал повторять русский царь Петр. А уж он-то знал толк в военном деле.

— Вот еще противник — Россия. Вековечный противник, — вздохнул барон. — Она прямо под боком. Да ведь не укусишь.

— Все в свое время, милейший барон, все в свое время.

Король был явно доволен направлением беседы. Да, порою за столом рождаются прекрасные мысли. И они дали направление его дальнейшим размышлениям. Они становились все углубленней, не давая ему покоя. Мало-помалу в голове созревал план. До поры до времени он решил никого не посвящать в него. Пусть он окончательно вызреет, тогда… Тогда он развернет деятельную подготовку, посвятит единомышленников, тех, на которых можно положиться, и станет вербовать новых. Один в поле не воин. Вокруг него должны сплотиться тысячи людей. Вот тогда можно надеяться на успех.

«Народ должен видеть своего короля, — вдруг спохватился он. — Дворцовые увеселения, королевские охоты, появление в театральной ложе — все это для узкого круга. Нет, следует ввести в обычай торжественное появление на улицах Стокгольма. В пышном мундире, источающем блеск. Или нет — в простом армейском мундире. А то и в цивильном платье. Пусть видят, что король прост и доступен…»

Он стал мысленно развивать эту идею. Надо появляться в окружении пышной свиты. Или, напротив, достаточно десятка королевских гвардейцев?

Пышную свиту он отверг. Он — впереди и непременно верхом, а за ним десяток всадников. Нет, не так. Впереди герольд, за ним два трубача: кто-то должен оповещать народ, что едет король…

Мысль показалась ему удачной. И он порешил привести ее в исполнение как можно быстрей, пожалуй, и завтра. Мундир капитана гвардии показался ему наиболее подходящим: армия, прежде всего армия должна видеть в нем своего человека. Того, кто в нужде поведет ее за собой.