В сопровождении солдата ВВ задержанного проводят по коридору. Из кабинетов выглядывают любопытствующие, в основном женщины с картонными папками в руках. Задержанного вводят в кабинет Крючкова.
Крючков (доброжелательно): Начнём признаваться, а? Чтоб не задерживать ни вас, ни меня. Для начала, ваше имя, фамилия, отчество - так сказать, анкетные данные, а?
Лес. Поляна. Двое солдат с миноискателями "прощупывают" очищенную от снега землю. Один вилами раскидывает стожок сена, возле которого лежит убитая коза. Следователь Свешников в землянке запустил руку между стеной и крышей.
Свешников (подзывая одного из солдат): Ну-ка, здесь.
Солдат ломиком выворачивает железную скобу, скрепляющую брёвна, раскатывает стену землянки. Свешников достаёт из-под брёвен завёрнутую в полиэтилен пачку денег, разворачивает. В нераспечатанной банковской бандероли - отменённые давно двадцатипятирублёвки, десятки, разрозненные трёшки и пятёрки. Отдельно в бумажку завёрнуты металлические монетки времён СССР.
Солдат с ломиком: Таких денег-то давно уже нет.
К Свешникову подходит солдат с миноискателем.
Свешников: Полагаю, ничего не обнаружили?
Солдат: Ничего.
Свешников: Сворачивайтесь.
Солдат с миноискателем: Там какие-то насыпи...
Свешников. Грядки.
Солдат: Какие грядки?
Свешников (задумчиво разглядывая купюры): Огород. Укроп, петрушка, сельдерей. Начинайте грузиться.
Кабинет Крючкова.
Крючков (устало и раздражённо): Мне совершенно непонятно ваше молчание. Ведь рано или поздно мы всё равно о вас всё узнаем. Зачем же упрямствовать? Почему вы находились вблизи запретной зоны? (Кричит) Говори, падла, сука вонючая, козёл! Говори хоть что-нибудь!
Бьёт задержанного по челюсти кулаком. Лицо у человека делается плаксивым, в нём проступают дегенеративные черты.
Крючков: Мать твою! Да он же даун!
Илья встретил Наташу на автовокзале. Он вышел на час раньше, потому что знал, на последнем участке трассы водилы стараются выжать максимум разрешённой скорости. Заходя иной раз в запределье. Но иерусалимский автобус пришёл ещё раньше. Наташа сидела в зале ожидания, скорбно таращась в планшетку. Девушка была совершенно незнакома: ещё бы - он её видел один раз в гостях у Ивана, когда ей и было-то от силы два с половиной годика. И не была она племянницей. А была она дочерью Ивана.
12
Былое нельзя возвратить и печалиться не о чем...
Булат Окуджава
Всё случилось в Суздале. Возле церкви Входа Господня в Иерусалим экскурсовод Лерочка упомянула среди прочего и о том, что здесь одновременно проходили съёмки сразу трёх фильмов: "Царская невеста", "Женитьба Бальзаминова" и "Метель". Так, де, Николай Бурляев (при упоминании этого имени лицо Лерочки потеряло своё неприступное выражение и стало мягким; она даже импортные свои стрекозиные очки сняла) сумел сыграть и 14-летнего Васю Забродина в Театре Моссовета по пьесе Исидора Штока и улана в "Метели" здесь, в Суздале, гениально перевоплотившись, хотя ему не было ещё и полных восемнадцати лет.
- А вам, если не секрет, тогда сколько минуло? - любовно-наигранно спросил Олег.
- Я только что перешла в девятый класс, - потупив очи, проговорилась Лерочка и тут же с ужасом поняла, что сказала лишнее. - Юрий Завадский, да и Владимир Басов очень строго с ним репетировали, - добавила экскурсовод поспешно.
Эта поспешность была замечена только Олегом. Он скабрёзно ухмыльнулся и произнёс:
- Хорошо, что при монтаже не перепутали коробки. А то бы к смертному одру Марфы Собакиной явилась бы потаскушка из "Бальзаминова". Вот было бы кино!
И тут начался, как сказали бы композиторы, контрапункт: Лерочка ухватилась за сюжет оперы Римского-Корсакова, а Илья зачем-то вмешался в бодание маралов.
- Слушай, - не выдержал Илья, - ну, нельзя же так...
Слово "потаскушка" резануло и покоробило. Услышать в это ягодное русское утро такое...
- Да-да, - с облегчением перешла к другой теме Лерочка, - сцену отпевания снимали именно здесь, в этой церкви! Грозного играл Пётр Глебов, а врача Бомелия народный артист Владимир Зельдин.
Никто ничего не успел сказать. А Олег повернулся к Илье с перекошенным каменным лицом. Каменное лицо его подёргивалось кожей. Особенно страшен и противен был правый уголок губ: он опустился, словно парализованный, и все звуки Олега вылетали слева.
- А что ты всё время суёшься? Что вы всё время суётесь, куда вам заповедано? Это мой город, моя церковь. Это мне надо. А ты угони самолёт и вали своим помогать в жаркие страны. Исидор, Зельдин, Завадский, Басов... Плюнешь - не промажешь.
Шёпот-полузвук его был громок, но слышали его только они трое. Он сипел и свистел своим этим полушёпотом-полузвуком. Сквозь сжатые его зубы летели мелкие брызги. Очень неприятно. Прямо в лицо. Вдруг Ритка так же сквозь зубы спросила:
- А мне? Мне это надо? И эта Входо-Иерусалимская церковь не моя ли тоже?
Олег опешил.
У Ильи выступили слёзы, и он мазанул Олега по щеке. Не ударил, а именно толкнул ладонью в щёку.