Шифр Данте

Вдоль стен храма выстроились книжные шкафы, тянущиеся от пола к высокому потолку. За стеклянными дверцами хранились многие тысячи книг.

Персис снова обратилась к Шаху.

– Мы собирали эту коллекцию последние семьдесят лет, – объяснил он. – С тех пор, как была создана Бомбейская ложа.

– Эти книги часто используют?

– Нет, – покачал головой Шах. – Это сокровищница нашей истории. Их редко достают из шкафов.

Персис повернулась к Блэкфинчу:

– Джон Хили был масоном.

– Откуда ты знаешь?

– Я поговорила с его отцом. Он тоже им был. – Персис указала рукой на книги: – Где лучше всего спрятать манускрипт, как не у всех на виду? – Она подошла к одному из ближайших шкафов. – Нам нужны религиозные книги.

– Тогда вам не сюда, – отозвался Шах. – Это книги по инженерному делу. – Он подвел их к тянущимся ввысь шкафам в другой части храма. – Религиозные книги здесь.

– Их же тут тысячи, – сказал Блэкфинч, изучая книжные полки.

– Нет смысла прятать иголку в стоге сена всего из пары соломинок, – ответила Персис. Она села на корточки и вгляделась в самую нижнюю полку. – Если я права, Хили спрятал манускрипт между Кораном и Танахом, или Торой, или, может быть, даже Библией.

– «Меж Меккой скрыт и Иерусалимом», – произнес Блэкфинч.

– Именно.

Они с воодушевлением принялись за дело.

Через пятнадцать минут Блэкфинч, стоя на верхней ступеньке стремянки, издал радостный крик. Он спустился, держа в руках обернутую в бархат книгу:

– Ровно между Танахом и Кораном.

Он протянул ее Персис.

Персис подошла к кафедре перед троном Великого Мастера и положила на нее книгу. Часы у нее за спиной пробили десять.

Десять.

В десять она должна была что-то сделать.

Зубин. «Я буду ждать в кафе “Эдем”. Мой поезд в десять двадцать. Надеюсь, что ты придешь».

Если она уйдет прямо сейчас, еще может его застать. Она посмотрела на Блэкфинча. Его лицо светилось от восхищения.

Зубин подождет.

Дрожащими пальцами Персис развязала веревку и сняла бархат.

48

– Отец Альварес готов вас принять.

Молодой викарий провел их мимо великолепного церковного органа в комнату позади него.

Приходской священник Мервин Альварес встал из-за заваленного вещами стола и тепло их поприветствовал. Он усадил их на небольшой диван, а сам занял кресло напротив.

Посмотрев на Альвареса вблизи, Персис решила, что ему слегка за сорок. Это был лысый темнокожий мужчина с красивыми скулами и тонкими усиками.

– Чем я могу вам помочь?

Персис взглянула на Эрин Локхарт. Американка кивнула. Это она устроила встречу – когда-то ее познакомил с Альваресом бывший любовник.

– Эрин говорит, что вы были священником Джона Хили.

– Да, он ко мне приходил. У него было много проблем.

– Каких именно?

Альварес смутился:

– Боюсь, многое из того, что Джон со мной обсуждал, охраняется тайной исповеди.

– Хили мертв, – ответила Персис. – Разве не важнее теперь сказать правду?

Священник молча боролся с собственной совестью.

– Хили совершил ошибку, – продолжала Персис. – Скоро всем станет известно, что он сотрудничал с нацистами, и это многого ему стоило, в том числе морального стержня. Последние несколько лет он пытался убежать от себя. Если мы хотим спасти хоть какую-то часть его жизни, мне нужно знать правду.

– А что именно вы, по-вашему, знаете?

– Хили шантажировали, чтобы заставить украсть манускрипт Данте. Но я не думаю, что он хоть в какой-то момент собирался отдать его нацистам. Наоборот, он хотел его от них защитить. Он забрал манускрипт из Азиатского общества и спрятал там, где, как он думал, они не смогут его найти. А после этого покончил с собой. Ему казалось, что теперь он заслужил прощение. Это было его великое искупление. – Она помолчала. – Либо он просто не хотел, чтобы нацисты его пытали. Однажды им уже удалось его запугать, и он не хотел, чтобы это случилось еще раз.

– Самоубийство – это смертный грех, – напомнил Альварес.