Тот приехал через полчаса в компании нервного молодого человека в медицинском халате. Блэкфинч представил его как Мохаммеда Акрама, одного из своих студентов. На вид ему было не больше двадцати одного – двадцати двух лет.
Персис отвела Блэкфинча в сторону:
– Ход этого расследования пока хранится в секрете.
– Не волнуйся. Я запретил ему с кем-либо обсуждать то, что он здесь увидит.
– Не понимаю, зачем ты вообще взял его с собой. Он нам ничем не поможет.
– Персис, я в Индии не навсегда. Когда-нибудь тебе придется полагаться на специалистов вроде Мохаммеда. Он самый талантливый парень у меня в группе. Мне кажется, лучше заранее вас познакомить.
Персис взглянула на Мохаммеда. Тот нервно жался у входа в склеп. Он был высокий, худой и гибкий, как тростинка, на шее резко выделялся кадык, оттопыренные уши напоминали ручки кувшина, пышные волосы намазаны бриолином, а над верхней губой смущенно затаились тонкие усики, отпускать которые определенно было ошибкой.
Персис молча прошла мимо него и, ведя за собой Блэкфинча, вошла в склеп.
Англичанин привез фонарик и теперь освещал им тело.
– Мохаммед, поставьте, пожалуйста, камеру.
Они сделали необходимые фотографии, освещая вспышками окружающий полумрак. Потом Блэкфинч попросил всех подождать снаружи, пока они с помощником посыплют комнату порошком и попробуют найти отпечатки пальцев.
– Камень – плохая поверхность для отпечатков, – крикнул он Персис, нетерпеливо ждущей у входа. – Но, возможно, мы найдем что-нибудь на рюкзаке или на двери.
Катафалк прибыл, как раз когда Блэкфинч закончил. Тогда же приехал врач. Суровый старик с опухшими глазами и воинственной челюстью быстро объявил время смерти – причину еще предстояло установить – и уехал, не сказав больше ни слова.
Потом тело Хили на носилках отнесли к катафалку. Какая-то семья, оказавшаяся на кладбище, с удивлением обернулась вслед этой странной процессии. На одном из деревьев пронзительно закричал лангур, храмовая обезьяна.
Пока Бирла давал указания водителю катафалка, Персис снова отвела Блэкфинча в сторону. В руках она держала пакеты для улик с конвертом и тетрадями, которые нашла в рюкзаке Хили.
– Как быстро ты получишь результаты по отпечаткам пальцев?
– Я займусь этим в первую очередь. Еще могу позвонить Раджу и попросить его назначить вскрытие как можно скорее. – Блэкфинч замялся. – Должен сказать, на первый взгляд тут нет никакого подвоха. Кажется, Хили просто пришел сюда, вломился в склеп, а потом принял такую дозу снотворного, что она уложила бы носорога.
– И тебе не кажется, что это странно? И то, что мы пришли сюда по его же загадке?
– Кто знает, что происходит в голове у человека, когда он решает покончить с собой.
– Здесь что-то еще.
– Может, он уже от него избавился. Может, его сообщники его предали. Забрали манускрипт и отказались платить.
– Едва ли это причина для самоубийства.
Блэкфинч промолчал. Люди на его глазах умирали по куда менее существенным причинам.
– Ты открывала конверт?
Персис достала запечатанный конверт из пакета для улик. Блэкфинч уже искал отпечатки пальцев на всем, что лежало в сумке. Персис посмотрела по сторонам и увидела неловко переминающегося рядом Мохаммеда:
– У тебя есть скальпель?
Парень яростно закивал, отчего его прическа жиголо вся затряслась, и принялся рыться в карманах.
Взяв скальпель, Персис положила конверт на капот джипа и аккуратно вскрыла.
Внутри лежал лист бумаги. На нем округлым почерком Хили были выведены три строчки:
Блэкфинч заглянул Персис через плечо:
– Новая загадка?
Она не ответила. Слова давили на нее, будто кто-то поставил ей на горло сапог. В них тяжеловесно звучала попытка себя оправдать.
Пытался ли Хили дотянуться до них с того света и рассказать, как найти манускрипт? Почему тогда он не мог просто сделать это прямо?
Персис захлестнуло отчаяние.
Может быть, Блэкфинч прав. Если у Хили была тяга к самоубийству, он не мог рассуждать логично. Может быть, все это – просто предсмертный бред сумасшедшего. Последняя шутка.
Персис положила листок обратно в конверт и обернулась в поисках Бирлы. Вдруг она поняла, что Блэкфинч не сводит с нее глаз.
– Персис… насчет вчерашнего ужина… Я… эм, прости, если я сказал что-то не то.
– Все нормально, – машинально сказала она, не глядя на него в ответ.
– Сам не знаю, что на меня нашло, – пробормотал он и замолчал.
Персис понимала, что он надеется, что она возразит, и слова вот-вот готовы были сорваться с губ, но она не издала ни звука.
– Ладно. Ну что ж.
Она не решалась на него посмотреть, не могла даже думать об этом.
– Рад, что мы все прояснили. Нам с Мохаммедом пора обратно в лабораторию.