В тот момент, когда я решила, что для счастья этого вечера мне больше ничего не нужно, куратор подцепил пуговицу на моих джинсах, расстегнув их и дёрнув молнией, перед тем как начать стягивать с меня этот предмет одежды, захватив пальцами и мое нижнее белье. Понимая, что последний барьер пал, рубеж был пройден, я вдруг затряслась от крупной дрожи, не сумев справиться с охватившим меня волнением. Купряшин, избавившись от моей одежды и заметив перемены во мне, приподнялся ближе ко мне и поцеловал меня так нежно, как, казалось, он мог. Я вцепилась в отвороты его легкого пиджака, который он так и не снял, и попыталась притянуть его к себе так близко, как только это было возможно, чувствуя в его объятиях, в его прикосновениях какую-то защиту. Я сжимала в своих руках ткань, цепляясь за нее как за спасательный круг в водовороте того сладкого безумия, в которое угодила, в то время, как губы профессора дарили мне одновременно и спокойствие и сумасшествие, а его руки исследовали мое обнаженное и совершенно беззащитное тело. Я вскрикнула от неожиданности и разжала пальцы на пиджаке, когда рука Купряшина скользнула между моих ног, нежно, но настойчиво касаясь меня. Получив свободу передвижения, он спустился ниже, не переставая при этом целовать меня и ласкать, и, раздвинув мои напряжённые от волнения ноги, опустился между ними и коснулся языком чувствительной точки, заставив меня закричать от удовольствия и новизны испытываемого. Я сама не заметила, как успела запустить в его волосы руки и крепко держать их, словно думала, что так могла бы контролировать все движения мужчины. Но я в этой постановке была лишь зрителем, которому не нужно было ничего делать, а оставалось лишь получать удовольствие от происходящего, невероятное удовольствие, сумасшедшее - и почему никто мне раньше не рассказывал, что это настолько великолепно? Купряшин играл со мной языком, заставляя извиваться на кровати от невозможности пережить те ощущения, что он мне дарил. Видимо решив, что я недостаточно настрадалась от его тирании над моим телом, он, не разрывая ласки языком, аккуратно ввел в меня палец и неспешно стал проникать внутрь, разрабатывая меня. Я не смогла сдержать стон, больше похожий на плач, но не от страха или боли, нет, мне хотелось плакать от восторга от тех ощущений, что мне дарил этот невероятный мужчина, постепенно добавивший к действию второй палец. В этот момент меня словно парализовало, я боялась пошевелиться, чтобы вдруг случайно не ощутить чего-то кроме тех касаний, что уже получала, я боялась, что мне может стать еще лучше. И этот страх неизведанного начал давить на меня, смешиваться с жаром, который прокатывался по моему телу волнами, я испугалась в тот момент, когда должна была расслабиться под умелыми и нежными ласками рук и языка. Именно в этот момент мое тело словно пронзило током, заставив меня закричать и выгнуться в сильных и проворных руках, не остановившихся в этот момент, а лишь продолживших свою сладкую пытку. Мне показалось, что именно так и выходит из человека жизнь, когда тело совсем не слушается, когда оно натянуто словно струна, которую понемногу ослабляют после такого безумного натяжения. Ласки стали чуть спокойнее и я смогла перевести дыхание и сфокусировать свой наверняка безумный взгляд на Купряшине, чуть приподнявшемся и теперь возвышавшемся надо мной, раскинувшейся перед ним совершенно забыв о той неловкости, что была еще совсем недавно. Его лицо было непроницаемым, я не могла сказать точно, какие же мысли сейчас были в его голове, хотя ситуация располагала, конечно, лишь к определенным темам для раздумья.
- Я, кажется, готова… - Не знаю, что на меня нашло после этого нового опыта, но я совершенно точно не хотела останавливаться на достигнутом.
- Я заметил, мое место было в первом ряду. - Купряшин довольно облизнулся и стянул с себя пиджак, бросив его с кровати куда-то на пол. - Я только немного разденусь и мы перейдем к следующему действию.
- К черту твою одежду! - Я подалась вперед и нетерпеливо стала расстегивать ремень на его брюках под совершенно обескураженным взглядом, которым он меня одарил. Мне было невыносимо терять хоть каплю нашего времени, я хотела всего и сразу.
- Господи, ты же меня уже с ума свела, что же ты творишь? - Купряшин почти простонал, наваливаясь при этом на меня и жадно целуя. Мои же руки пытались неумело освободить его от брюк, жутко мне мешавших этой ночью.