Как же так?
Как?
Ну почему⁈
Я, как стояла, так и села. Схватившись за голову, я застонала.
Не знаю, сколько я так просидела, тупо уставившись на водную гладь озера, изредка разбавляемую куцыми волнами. В ушах стучала одна-единственная мысль — как же так?
После всего того, что было, и вот так просто — взял и ушел, бросил меня одну и даже ничего не сказал. И вот как я теперь? Дорогу я не знаю, карта была только у него, рюкзак с таким количеством вещей я тупо не дотащу. Если бы я была одна, я палатку и всё это не брала бы, пошла бы налегке.
И вот что мне теперь делать?
Есть три варианта: тащить всё обратно в лагерь. Мне это не нравится, так как там перепитые мужики и кто его знает, как там всё будет. Половина из них — новички, да и Генка этот не вызывает доверия. Нет, в лагерь я стопроцентно сейчас не пойду.
Второй вариант — тащить всё с собой на пятьдесят восьмой. Мне это тоже не нравится. Во-первых, тяжело, во-вторых, кто его знает, что там ещё будет. Нет, тащить — тоже плохая идея.
Остаётся третий вариант. Сложить палатку, вещи в рюкзак и где-нибудь его тут припрятать и идти налегке на пятьдесят восьмой. А на обратном пути заберу.
Со вздохом я принялась паковать вещи. Проблема возникла только со спальниками — второй спальник не желал влезать в Митькин рюкзак, а нести его с собой я не хотела. Наверное, лучше всего будет скрутить и замотать в тот кусок клеёнки, который мы прихватили с собой.
Оставались продукты. Я задумалась, брать или не брать? И тут над головой раздался весёлый голос:
— О! Ты уже проснулась, Зойка? Долго спишь!
Внутренне ахнув, я подняла голову — надо мной стоял Митька и весело улыбался своей мальчишеской улыбкой. В руках у него была кружка с ещё не до конца поспевшей морошкой.
— На, держи, — протянул он мне кружку.
— С-спасибо, — ошарашенно сказала я и взяла кружку. Руки слегка дрожали.
— Ты чего? — удивился он.
— Да так… я это… думала… — смутилась я и из-за растерянности не закончила мысль, оборвав саму себя на полуслове.
— Что думала?
— Ну… ты ушел…
— Я? — аж опешил Митька, а потом посмотрел на моё сконфуженное лицо и расхохотался, — вот ты совсем глупая, Зойка! Ну вот за кого ты меня принимаешь? Как бы я мог бросить человека, тем более женщину, одну в тайге?
От стыда я вспыхнула.
— Ладно, не красней ты так, — хмыкнул Митька и перевёл разговор на другую тему, — Раз ты всё тут почти собрала, сейчас попьём чаю, да и двинемся потихоньку.
— Но ведь уже больше пяти утра, — нерешительно сказала я.
— Уже одиннадцать! — хохотнул Митька, — но ты так сладко сопела, что я не решился тебя будить. Да и ладно, что изменится от того, если мы придём туда чуть позже?
Я пожала плечами.
— Вот и я так думаю, — резюмировал Митька. — Поэтому не будем рвать жилы.
Мы шли по лесу, промеж кедровых сосен. Лес был хороший, светлый, полный вкусного воздуха, которым хотелось дышать и дышать. Высоченные сосны росли на расстоянии друг от друга, поэтому идти по опавшей прошлогодней хвое и белому ноздреватому ягелю было легко и приятно. Митька шел чуть впереди, выбирая дорогу, а я — за ним, шаг-в-шаг.
Густо пахло сосновой живицей и ароматами начинающей поспевать княженики, которая всегда пахнет, словно французские духи. Хоть легкий ветерок, слоняясь промеж сосен, прогонял мошку, но было всё равно тепло, так что я даже чуть взмокла.
Где-то, высоко в кронах заухала какая-то птица. Через секунду ей откликнулась другая. Потом третья.
Так мы и шли, слушая птичье многоголосье и вдыхая вкусные запахи хвои.
Внезапно Митька так резко остановился, что я чуть не налетела на него.
— Что? — спросила я.
— Тихо! — велел Митька, тревожно оглядываясь вокруг.
Я тоже замерла, усиленно закрутив головой по сторонам. Но везде была лишь спокойная зелёная стена леса.
Митька нагнулся и что-то подобрал из травы.
— Вот, — на его ладони лежала полоска ткани, синяя, в цветочек.
— Это же Аннушки косынка, — упавшим голосом сказала я, и потрогала ткань.
— Я тоже узнал, — согласился Митька, засовывая платок в карман. — Значит она здесь недавно проходила. Жалко, что на хвое следов не видно.
— Ага, — поддакнула я, — нужно смотреть внимательно.
Митька ничего не ответил, лишь взглянул на меня с таким видом, мол, а я, по-твоему, что всю дорогу делаю, что я покраснела и невольно прибавила шаг.
— Не беги, — одёрнул меня Митька.
— Но там же Аннушка, — сказала я.
— Сама подумай, если она шла добровольно, то мы ей там точно не нужны. А если же её тащили, то прошло слишком много времени, и мы ей уже ничем не поможем.
Я охнула и прижала руку к губам.
— Да погоди ты охать, — покачал головой Митька, — я же просто сказал.
Я кивнула.
— Поэтому идём как шли, — велел Митька, и я возражать не стала.
Мы спустились по крутому обрыву вниз. Здесь было темно и сыро. Мокрый хвощ противно скользил под сапогами. Я всё время боялась поскользнуться и грохнуться. Причем не падения боялась, а что Митька опять смеяться будет.