Шимшон

И, искупая грех, Шимшон поведал Нимаре, как голыми руками убил льва, и как в скелете его пчелы соорудили улей. При этом он подумал о Пахдиэле и испытал некоторое злорадство. Потом он потребовал у Нимары дать честное слово хранить тайну, а она в ответ снова заплакала.

***

К вечеру седьмого дня свадебного пиршества собрались у Шимшона знакомые нам молодцы, и лица их сияли.

– Улыбаетесь? Отгадали мою загадку? – с тревогой спросил Шимшон.

– Нам это запросто!

– Говорите!

– Слушай отгадку: “Что слаще меда, и кто сильнее льва?”

– Век не угадать бы вам, если бы не… – крикнул в ответ Шимшон, и слезы навернулись ему на глаза, – я проиграл спор и в долгу не останусь!

Горько ему стало. Выходит, не уверена Нимара в заступничестве его, страх перед лиходеями сильнее. В гневе Шимшон помчался к ангелу: “Выложу все казуисту!”

– Негодная отгадка! – воскликнул Пахдиэль.

– Почему?

– Во-первых, мутная она.

– А загадка твоя прозрачная?

– Во-вторых, она добыта угрозой, и уж только поэтому ее принять нельзя! – ответил Пахдиэль, пренебрегая дерзостью питомца.

– У вас на небесах такой закон. Здесь на земле не важно, как достигнута отгадка. Я судил и научился многому!

Шимшон пылал яростью, и было от чего – нестойкость Нимары, крушение счастья, собственная глупость, хитроумие Пахдиэля, торжество ничтожеств, уязвленная гордость, унижение проигрыша.

Долг чести платить неизбежно, но сие следует соединить с местью. Одним подвигом больше. Шимшон вышел на торговый путь и стал подстерегать купцов-филистимлян. Тридцать человек убил и снял с них богатые одежды. Взвалил на спину тюк, отнес его к дому угрожавшего Нимаре наглеца и швырнул у ворот.

“Я сделал свое и возвращаюсь домой!” – крикнул Шимшон тестю и ушел, хлопнув дверью и не сказав прощального слова Нимаре.

***

Шимшон вернулся к родителям в Цору. Нескольких дней сердечных мук хватило ему, чтоб осознать потерю. “Прощу Нимару! – думал он, – да разве сам я не обидел ее?” И он снова направил стопы свои в Тимнату.

Тревожно встретил его Синей.

– Где жена моя? – спросил Шимшон, – пропусти меня к Нимаре.

– Никак нельзя, – плачущим голосом промолвил Синей, – ты развелся с Нимарой, и я отдал ее другому.

– Я не разводился с моею законной женой!

– Но ты сказал, что возвращаешься домой, и ушел! По обычаям нашим – это развод.

Кровь бросилась в голову Шимшону, и гнев не давал дышать.

Бедный Синей испугался не на шутку. Рухнули мирные планы. Он боялся мести бывшего зятя и еще больше страшился жестокости соплеменников. Как много злобы вокруг! А золото – дырявый щит против ненависти.

– Шимшон, драгоценный мой! – упал старик на колени перед молодым, – я дам тебе сестру Нимары, ты видел ее, она красивее!

– Ты отнял у меня жену, Синей! Все вы – лживый народ! Отныне я буду мстить вам, подлые филистимляне! – вскричал Шимшон и ушел, чтоб не возвращаться более.

Глава 7 Жажда и месть

Человек сознает крушение любви, и едкая горечь обволакивает душу, разъедает охранный покров ее, жжет нежную ткань. Ум ищет виновника, а сердце плачет. С днями размягчается кристалл обиды, душа взращивает панцирь надежнее прежнего, ожоги под ним рубцуются, и бальзам мести целит мечты.

Проиграв пари, убив три десятка филистимлян, заплатив долг чести и лишившись жены, Шимшон вернулся в Цору к родителям. Мать хотела было напомнить сыну, мол, твердила тебе, не бери чужую, слезами умоешься, но отец, выучившийся искусству угадывать мысли благоверной подруги, успел в последнюю минуту крепко сжать ей руку. Флалита за годы супружества также познала повадки Маноаха и удержала язык в пределах молчаливой мудрости. Молчание полезно – тогда вещи сами заговорят о себе.

Любовь к отцу с матерью не стесняла сына в глубине сердца ставить себя, наделенного Божьей миссией, выше неприметных родителей, вся заслуга коих состояла в простой вере. Где есть стремление к превосходству, найдется место и для зависти. Шимшону было досадно признавать правоту зрелой опытности против зеленого упрямства. Однако не отталкивал он протянутую руку помощи. Отринутый чужими – потянулся к своим.

Клич правосудного неба и глас попранной гордости гремели в ушах Шимшона, и состязались меж собою за первенство и требовали воздаяния недругам. “Месть филистимлянам станет единым ответом обоим вызовам!” – сказал Пахдиэль, знавший науку врачевания печали. Всякий раз, заподозрив надобность в своих настойчивых советах, ангел оказывался на месте. “Видно, планида моя такова – внимать назиданиям его, – думал Шимшон, – запряг меня в свою упряжку любомудр этот вышний”.

– Шимшон! – воззвал Пахдиэль.

– Вот я!

– Язычники заслужили кару, ибо первыми нарушили договор Авраама с Авимелахом, беззаконно отняв у тебя жену!

– Но до этого времени я успел убить три десятка их людей… – робко возразил Шимшон.

– Запомни, юноша: в делах мести не очередность событий, а сила и хитрость установят начало отсчета. Потому не им, а нам с тобой решать, кто пострадал первым.

– Боюсь, Пахдиэль, и они кумекают в том же роде.

– Неисправимый спорщик! Забыл, что с нами Бог?

– Какое причинить им зло? – смиренно спросил Шимшон.