Шимшон

Искусство всесильно, ибо красота ему подвластна, а женщины красиво плачут. Их слезы, размягчают алмаз, жгут сердце мужчины, и остановить наводнение – первейшее его желание. Зато, как лестна ревность! “Длила глядит в мою прозрачную душу!” – говорил себе Шимшон. Он не замечал, как благонамеренные уловки возлюбленной смиряли его.

“Порой, мне кажется, я с лихвой исполнил миссию свою, порой, я чувствую, что неудачами усеян путь, и я прячусь от ответа перед небом, – мрачно размышлял Шимшон, – если второе верно, то зачем я пришел на землю? Достоин ли я жить? А любить? Бежать с Длилой и спрятаться в любви от жизни? Чушь. Однако, не полюбивши – не начнешь и жить! Запутался. Я вижу два убежища – смерть добровольная или забвение в любви…”

Дни проходят. Шимшон и Длила мрачны. Тяжко размышляют каждый про себя, ночами не предаются былым восторгам. Думы будят страх, страх холодит сердце, сердце полнится думами.

Как-то Шимшон вернулся домой, исполнив обычную судебную повинность. Длила сидела на циновке в углу горницы, и в лице ни кровинки.

– Что случилось, дорогая?

– Садись. Вот место рядом. Семь дней отведено. По вашему обычаю.

– Кто умер? – испугался Шимшон.

– Пока никто, но вот-вот случится горе.

– По живому не сидят у нас. О ком ты, Длила?

– О чем, а не о ком. Любовь наша, Шимшон, при последнем издыхании.

– Что это значит? – вскричал в гневе Шимшон.

– Это значит, что прежде я говорила вздор. От ревности я не сойду в могилу и не убью тебя. Мы будем живы, но любовь умрет.

– О, нет! – любое зло приму, но не это! И почему так плохо все? – воскликнул Шимшон, и схватил Длилу за плечи, и поднял с циновки, и поставил перед собой и взглянул в ее сухие глаза.

– Не может длиться долго любовь меж женщиной земной и старателем небесным!

– Как спасти от смерти то, что нам всего дороже? Тебе известен чародейный эликсир?

– Да, да, да! Он и тебе известен!

– Бог мой! – возопил Шимшон, – какому испытанию Ты подвергаешь меня!

Шимшон опустился на циновку. По мужественному лицу огромного и сильного мужчины текли слезы. Он поднял глаза на возлюбленную. Теперь и она плакала.

– Волшебная сила моя – в волосах, не знавших ножа с рождения. Обстриги их, и сущность моя станет человеческой, и мы сравняемся…

– Мы бежим в Египет, колесница наготове!

– Проедем через Цору. Я поцелую на прощанье отца и мать…

Вооружившись острым ножом, Длила ловко и быстро проделала то, о чем сказал Шимшон. Пока он сидел, опустив голову и закрыв лицо руками, она выскользнула во двор и подала знак бойцам в засаде.

Филистимские воины ворвались в дом, связали обессиленного Шимшона и поволокли к своей карете. От изумления Шимшон утратил дар речи. Он заметил, как двое бойцов укладывали на циновку мешки с серебром.

Через час, когда по расчетам Длилы двери темницы должны были закрыться за спиной узника, она скомандовала слуге погрузить в повозку мешок, предназначенный для подкупленного охранника.

Заговорщица примчалась к воротам тюрьмы. На посту стоял незнакомый страж.

Глава 9 Тюрьма

Трижды Длила поднимала плату, каждый раз удваивая ее. Первоначально обещанные тысяча сто шекелей серебра превратились в восемь тысяч восемьсот. Ничему на свете нет справедливой цены. Памятуя об этом, старейшина Тимнаты отдал должное ловкости молодой да ранней филистимлянки из Египта и ее умению наступать на горло. Нелегко ему пришлось – убеждать небедных и нещедрых соотечественников вторично, и опять, и снова тряхнуть мошной. Когда здравомыслие обременяет одну чашу весов, а скупость – другую, то для успеха дела частенько требуется надавить пальцем на первую чашу. Старейшина так и поступал, используя свое влияние в качестве пальца.

Мудрейший из мудрых смекнул, что за алчностью Длилы кроется некая задняя мысль, которая вполне может разрушить его собственный замысел. “Уж не для побега ли с иудеем требуется так много серебра ушлой его любовнице? Ежели это так, то она непременно подкупит охранника тюрьмы! Береженого – боги берегут, а вот заменю-ка я часового!” – так подумал тертый тимнатский калач. Как показали дальнейшие события, бдительность видавшего виды старца сломала судьбы, сгубила жизни, увековечила вражду.

Старейшина вошел в тюремную конуру, внимательно оглядел связанного Шимшона, и тайна силы героя со всей очевидностью открылась филистимлянину. “Длила остригла косы любовника, значит, волосы были причиной величия его! – подумал старейшина, – однако, грива снова отрастет, и вернется к нему мощь! Покуда он слаб, мы должны перетянуть его на свою сторону. Соблазном казны, власти, женщин – любыми земными благами. Одних рыб ловят удочками, другие попадаются в сеть. Скорей птицы перестанут петь, и кузнечики стрекотать, чем устоит от соблазна человек. Мозги Шимшона просветлятся, и он отметет бредовые понятия, и станет полезен нам!”